Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде - [155]
Афанасий Шалашный.
Донбасс, гор. Гришино, ул.
им. Фрунзе, дом № 25
15/IX — 30 г.
Стоит лишь со вниманием прочесть отрывок за № 1, как становится ясно, кому принадлежит идиология лежащая в основе отрывка, а именно: когда-то революционной интеллигенции (народникам) и не ошибусь если скажу — всей буржуазной интеллигенции в прошлом, а в наше время от части интеллигенции и больше крестьянству. Другими словами всем тем, кто не желает коллективов и коммун, кто не навидит коммунистическую партию, а значит и диктатуру пролетариата, тем кто жаждит индивидуальной жизни, частной собственности и торговли, и всем тем кто ожидает переворота в нашей стране, т/е замены СССР на демократично-буржуазную республику.
(ед. хр. 250, л. 2)
Писем, содержащих хотя бы какие-то намеки на открытое противостояние власти, не сохранилось, несмотря на то что «враги», «вредители» и «отщепенцы» встречаются в достаточном количестве.
Идентифицируются они двояко. В большинстве случаев «вредителя», ставшего таковым по малограмотности и несознательности, выявляет литературный консультант. Иногда сами адресанты, предвосхищая обвинения, признаются в своих грехах, либо основываясь на собственных соображениях, либо опираясь на уже объявленный приговор. Но даже такие читатели стремятся к социализации, восстановлению в правах или утверждению своего мнения в рамках сложившейся политической конструкции.
<…> Я из крестьян Башкирской республики. <…> Учитель литературы научил любить Есенина. Хороший поэт и я увлекся им через меру и навредил себе. <…> Комсомол. <…> Но комсомол <мелеузский?> не был комсомолом. <…> Мы боролись открыто. <…> А группа ребят, забыв наши ошибки снова организовали подпольную группу. Вредили в школьном масштабе. Я случайно о них узнал. Думал: рассказать, или не нужно. Наконец решил, нужно сообщить в ГПУ <…> меня обвинили в провокаторстве, что я не открывал организацию, а помогал ей работать. <…> После исключения заболел и психологически и физически. Были припадки, которые врачи не признали. <…>
Вдруг слышу что приехали вербовать из Магнитостроя. <…>
Но сейчас передо мной стоит один вопрос, который я никак не разрешу:
— Кем, как работать???
Основная моя специальность — литератор, орудие труда — перо. Против этого меня теперь ничем не разубедить. Может быть у меня нет таланта художника, может быть я плохо владею языком. Но литературу я не брошу. Я еще молод, нигде не печатался. Так, в прошлом я написал пьесу «Пути-дорожки». Тема: отношения поколений, пути-дорожки человека. Посылал в литературную консультацию ФОСП. Ответили, что тема, мысли верны, но выражены грубо, не художественно. В пьесе говорится о борьбе, но нет действия.
Как же работать теперь?
1) Продолжать работать чернорабочим?
Чернорабочим я совершенно не вижу производства, жизни. Нет времени для литературной работы, маленькая зарплата, е<л>е удовлетворяющая минимум потребности человека. Нужно это продолжать? Бросить?
2) На какую работу, на ту работу, от которой убежал. О ней мне не думалось <нрзб> Правда можно бы поступить на такую работу, на которой я видел-бы людей, страну, жизнь. Например, в редакции. Но где, как найти такую работу?
3) Приобрести какую-нибудь специальность для работы на производстве. Это на Магнитострое сделать легко. Это из двух работ самая лучшая. Я хорошо буду знать производство, людей. Я со всеми буду бороться за темпы. Производство оздоровит <мое?> прошлое.
Но… я плохо буду видеть весь Магнитострой, а это мне необходимо. Потом, неужели 9 лет учебы, бессонные ночи, голодные дни, — пропали напрасно? Разьве профессии сборщика я не смог бы преобрести без 9 летки? Рабочие стремяться в рабфаки, техникумы, вузы, а я ведь бегу от них? Разьве это не будет шаг назад.
Я мучуюсь сейчас над этими вопросами, у меня сейчас маленькая зарплата, плохая пища, нет одежды, нет женщин, которых я хочу. Я ведь мне 21 год скоро будет. Но боюсь я не трудностей! Нет. Я относительно пережил много трудностей. Но если это нужно, целесообразно для общества для себя, я переживу еще больше. И еще меня тревожит вот что. Я средняк, с ошибками в прошлом. И многие на мое врастание в класс будут смотреть как на механическое приспособление к пролетариату, пролазавание, приобретение рабочего стажа. А мне не хочеться, чтобы меня не понимали. Я не приспособляться хочу, а найти правильный путь. Их много. И у каждого светлые и темные стороны. Вас я люблю с тех пор как узнал о Вас по первым рассказам и лучшим признанием служит это письмо. Эти вопросы.
Письмо это не случайно, — оно результат 8 летней работы над Вашими книгами, результат 20-летней жизни…
Вот вывернул себя перед Вами и легче стало, свободней.
Это исповедь человека, вновь обретающего жизнь, обретающего с вопросами, которых не может разрешить, который мучается ища их решения. Не художественна она потому что писана отрывками между делом, в палатке, где не умолкаем шум. <…> С лит-приветом от Астафьева.
Адрес: С.С. С. Р. Уральская область, г. Магнитогорск. Главная почта. Абонементный ящик № 70 <1931 г.>
