Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде - [153]
Казалось бы, каждый из упомянутых представителей советской культуры так или иначе соприкасался с «Литературной учебой», но вряд ли их можно назвать «выпускниками» этого заочного образовательного «учреждения». Свою карьеру и Ахрем, и Шехтер, и Гудков выстраивали независимо от журнала или в лучшем случае «по касательной».
«Буду краток» (Нетипичные профессии)
К концу первого года издания редакция журнала озаботилась тем, чтобы выслушать от читателей критику в свой адрес, и разослала соответствующий вопросник с обращением к библиотекарям: «Товарищи библиотекари, доведите анкету до сведения каждого читателя „Лит. учебы“. Напишите нам, как оценивают журнал ваши читатели» (ед. хр. 35, л. 4). Анкета была приурочена к концу 1930 года. Решение ее подготовить обсуждалось на заседании редколлегии 23 декабря 1930 года (ед. хр. 4, л. 12), однако сохранившиеся письма читателей с ответами проштампованы канцелярией «Литературной учебы» лишь в декабре 1931 или в январе 1932 года (ед. хр. 35).
Ответы не были многочисленными и, выполненные по заранее подготовленному шаблону, предоставляют мало возможностей для того, чтобы более или менее точно судить о читательской массе. Что касается сферы профессиональной занятости, подсчеты самой редакции дали следующие результаты:
рабочих — 13 человек;
крестьян — 2;
служащих — 13;
преподавателей — 4;
студентов техникумов и вузов — 6;
научных работников — 4;
окружной прокурор — 1.
Эти цифры не совпадают с картиной, которая реконструируется по другим материалам, но дополняют ее. Писем от крестьян и преподавателей сохранилось больше, от служащих меньше. На точность, правда, ни в каком случае рассчитывать не приходится — данные очень неполны.
Человек из окружной прокуратуры действительно вел переписку с литературной консультацией. Из сохранившегося письма не ясно, какие мотивы заставили его пытать счастья на поприще литературы, однако оно прекрасно передает особенности риторики и антураж профессии: к категоричности стиля добавляется и, что было редкостью, печать на машинке, и «солидная» подпись при отсутствии грамотности.
Буду краток. Очень сожалею о том, что не зная Вашей фамилии, мне человеку, малограмотному, становится трудно, иметь с Вами переписку по вопросам литературной деятельности, т. к. незная с кем имею дело, я вынужден умалчивать о встречающихся у меня по литературной работе — затруднениях, а также умалчивать о основных, весьма интересующих меня вопросах, которые по моему, несомненно могут быть разрешены Редакцией «Лит. учеба». Об этом напишу позднее.
1–2 ноября с. г. мною (вторично) Вам были направлены новые материалы, на которые я до сих пор от Вас не могу получить нужного отзыва. Числа 25/XI, я получил от Вас копию прошлого отзыва, что меня не устраивает. По моему на каждые присланные (новые) материалы, Редакция должна давать совершенно, (судя по материалу) иные отзывы. Я лично не знаю, какая у Вас имеется на этот счет установка, но мне все же становится странным, ограничивать начинающего писателя, одним единственным отзывом, тем самым стеснять его литературный кругозор и не давать ему развиваться, Благодаря Вашему молчанию.
На основе этого я прошу Вас уважаемый товарищ, сообщить мне, на затронутый мною вопрос и по возможности выслать мне, на посланные материалы отзыв.
Жду скорого письменного ответа.
С литературн. приветом — <подпись> (Антонов)
Мой адрес:
Усть-Абаканск, Хакасской Автономной области, Зап. Сиб. Края,
Хак<асская> обл. прокуратура А. А. Антонов.
лиц. счет № л/990.
17/XII — 30 года <…>
(ед. хр. 243, л. 35).
Среди прочих выделяется случай начальника химической службы 95 стрелковой дивизии, дислоцировавшейся в Первомайске, письмо которого, напротив, выдержано в восторженных тонах: «…Это то чего нам учащимся писать не хватало». Посылая в консультацию стихи, о себе он сообщает:
<На бланке военного приказа> 1930 3/4.
Я военный, в литорганизациях не состоял и не состою. Писать начал около 5 лет назад. Статьи и заметки военного характера печатались в прошлом в «Военном вестнике» и «Красной звезде». Рассказы печатались в «Мартене» приложении к «Звезде» (газета — г. Днепропетровск). Много есть начатого, чернового. До сих про писал больше прозой, хотя были попытки взяться за стихи. Экскурсия этого года на Днепрострой и др. места, где я увидел наше строительство, вдохновила писать стихи о качестве и ошибках, которых конечно судить не мне. <…>
<Подпись неразборчива>
У.С.С.Р. гор. Первомайск (Голта)
(ед. хр. 247, л. 17)
Писем от других представителей нетипичных для подписчиков журнала профессий практически нет — разве что от 44-летнего кустаря-портного И. Ф. Жеребченко (Селидовский район; ед. хр. 249, л. 17–18). Не пользовалась спросом «Литературная учеба» и у руководящих работников заметного ранга. Среди ее читателей, кроме прокурора и начальника химической службы дивизии, самую высокую начальственную должность занимал командир батареи А. Барсков (Томск, 1931; ед. хр. 245, л. 39 об.). Думается, это хороший довод в пользу гипотезы, что профессиональное писательство интересовало советских людей в первую очередь как неожиданная, поначалу кажущаяся легкой, возможность вырваться из социальных низов общества.
