Конец игры - [18]

Он называл себя Первый.

“Первый шестому. Ты принес мне бумаги? Прием”.

Когда она услышала этот голос, Элли так яростно отпрянула, что провод ее наушников вылетел из гнезда. Голоса охранников хлынули в комнату через динамики. Шак взглянул на нее вопросительно. Ее руки застыли, и она неуклюже возилась с кабелем.

— Это Гейб.

Она шептала, будто Гейб хоть как-то может услышать ее.

— Гейб Портус.

Шак, казалось, не удивился.

— Номер Первый, — сказал он. — Вот задрот.

Парень жестом указал на ее ноутбук. — Обрати внимание на то, что он говорит. Мы будем приглядывать за этим парнем.’

Элли, наконец, справилась с проводом наушников. Голос Гейба наполнил ее голову.

Она ненавидела этот голос. Она слышала его накануне, но только секунду. Теперь он вызывал мороз по коже. Его лицо ей не надо было представлять. Она знала его слишком хорошо. Он был красивым — со светлыми волосами и идеально ровными белыми зубами. Волевой подбородок, и теплые карие глаза. Внешность парня, в которого любая девушка влюбится. Убийца Джу.

Его голос был немного глубже, чем она помнила; выраженный акцент мягче, но это определенно был он.

— Сделай это сейчас, Шестой, — голос повысился, но не был злым. “Опять опоздал, — пробормотал Гейб. “Снова”.

Некоторое время после этого другие охранники притихли, используя рацию более аккуратно.

Вскоре, однако, они вернулись к старому, много болтали и тратили время впустую. Ничего полезного в разговорах не было — скарбезные противные шутки про женщин. Немного о футболе. Затем, ближе к вечеру, Шестой объявился вновь. Что бы у них не вышло с Гейбом, его не уволили. Он казался сравнительно веселым. Остальные дразнили. мол, он влип, но тот отнекивался. Затем Девятый сказал нечто, что заставило Элли выпрямить спину.

“Итак… босс. Он все еще отсиживается там с фотографиями?”

Она сделала пометку: Натаниэль = босс? Фото?

Шестой ответил. “Да. Первый говорит, что он не ел уже двадцать четыре часа.” Возникла пауза. Затем Девятый: “На полном серьезе, чувак, — парень слетел с катушек? С тех пор, как старушку подстрелили, его никто не видит”.

“Первый говорит, что он будет в порядке.’ Но даже Элли услышала, что Шестой не верит сказанному.

“Да, Первому платят, чтобы так думать. И каково это тебе?’ Пауза.

“Слишком рано, чтобы говорить.’ Шестой был немногословен.

“‘Приятель, все это становится странным.

Мы ничего не сделали со времен Лондона. Мы бы взяли их. Покончили. Я не подписывался быть медсестрой в психушке”’ Разочарование в услышанном разговоре — сквозило в каждом слове. Она надеялась, что Шестой скажет что-нибудь полезное. Но его ответ был не тем, что она ждала. “У меня перерыв в 20.00.

Встречаемся на обычном месте? Надо не засорять эфир. Первый бесится снова”.

Когда охранники вернулись к обычной болтовне, Элли лихорадочно написала: с тех пор, как Люсинда умерла, Натаниэль заперся. Никто не видит его. Стражники неспокойны. Она сделала паузу, чтобы подумать, как объяснить то, что услышала. Затем написала прямо. “Они думают, что он сходит с ума”.

За ужином в тот вечер ученики взахлеб говорили о работе с Дом, поисках Картера. Чувство надежды летало в воздухе. Но Элли отстранилась. Не удавалось присоединиться. Услышанный разговор беспокоил ее. Мысль, что Натаниэль заперся и оплакивает свою убитую мачеху — тот, кто помог убить — действительно мучила ее. Слишком много воспоминаний о той ночи. Образов, которые она пыталась забыть. Рука Люсинды, скользкая от крови, сжимающая ее запястье.

Красная кровь, проступающая на безукоризненном плаще от Берберри. Она не хотела думать об этом. Очень старалась не думать.

Рейчел потянула ее в сторону.

— Эй, ты в порядке? Ты выглядишь так грустно. — Ее теплые карие глаза вглядывались в лицо Элли. Они стояли в широком коридоре, подальше от шумной толпы, льющейся из столовой.

Все говорили и смеялись. Элли чувствовала себя полностью оторванной от мира.

— Ничего страшного, — сказала она, уклоняясь от взгляда Рейчел — Я не знаю, Рейчел. Наверное, я просто не готова к похоронам.’

— Ах, милая, — Рэйчел обняла ее за плечи. — Ты хочешь об этом поговорить? Моя бабушка умерла несколько лет назад…

Она сделала паузу, прежде чем добавить поспешно:

— Конечно, это не то же самое, что случилось с Люсиндой. Тебе намного хуже, по сравнению со мной. Но я действительно грустила. Трудно было представить жизнь без нее.

Элли на секунду задумалась, стоит ли рассказывать ей правду, но затем поняла, что не может лгать.

— Вот странная штука, Рейч, — начала она.

Я знаю, мне должно быть грустно, но ничего не чувствую сейчас. Внутри как будто оцепенела. — Она с трудом сглотнула. — Я чувствую себя таким чудовищем. Я имею в виду… Люсинда умерла. Мертва. Навсегда. Но всякий раз, когда я думаю об этом, чувствую… я не знаю. Пустоту.

Она покосилась на Рейчел, ожидая, что та отшатнется. Но не увидела отвращения в ее глазах. Там было понимание.

— Знаешь что? Думаю, что это совершенно нормально, — сказала Рэйчел. — Ты видела, как ее убили. Один из твоих лучших друзей похищен.

И все это произошло так быстро. Твой мозг — сердце — они не осознали. — Она понизила голос так, чтоб проходящий мимо охранник не мог подслушать их разговор.