Конец игры. Биография Роберта Фишера - [47]

Через неделю Бобби снова посетил маршалловский клуб, чтобы принять участие в еженедельном блиц-турнире, окрещенном «Вечерний “рапид” во вторник» в знак уважения к скоростной системе метро Нью-Йорка. Бобби поделил 1-е место с Эдмаром Меднисом, оба набрали по 13,5 очков. Забавно, но единственное поражение Бобби нанес его ментор Джек Коллинз.

Отношения у них были непростыми. Для Коллинза Бобби представлял собой вторую реальность — карьера мальчика давала ему «законный» шанс вознестись на тот уровень шахмат, который иначе оставался для него недоступным. Но Коллинз также выказывал по отношению к мальчику отцовские чувства, гордясь его достижениями. Он хотел видеть в Бобби приемного сына.

Бобби смотрел на их отношения иначе. Он не считал его вовсе заменой отцу, но видел в нем друга, несмотря на тридцать пять лет разницы. Его сестра Этель также виделась ему подругой, и он иногда проявлял к ней больше тепла. Бобби всегда чувствовал себя с ними комфортно, и однажды, когда Регина отправлялась в свой очередной длительный вояж, Этель предложила, чтобы Бобби пожил у них. Их квартира была небольшой по американским стандартам, — даже для двух людей. Добавить третьего было бы чересчур, так что идея ничем не кончилась.

Но Коллинз не догадывался, что у него за спиной Бобби позволял себе иногда язвить на его счет. Критика носила чисто шахматный характер. Несмотря на то, что Коллинз изредка обыгрывал Бобби в блиц и даже в тренировочных партиях с часами (в официальных серьезных турнирах они никогда не встречались), мнение Бобби о классе игры ментора — и это часто случалось не только с Бобби, но и другими шахматистами — напрочь стало привязанным к его официальному рейтингу.

«Какой твой рейтинг?» — один из первых вопросов, задаваемых игроками при знакомстве, и тот, у кого рейтинг меньше, должен быть готов к снобистской реакции и даже к тому, что его станут избегать, как человека другой касты. Рейтинг Фишера достигал отметки 2780, рейтинг Коллинза никогда не превышал 2400 — космическое расстояние, делавшее результат предсказуемым. Если бы разница их рейтингов была небольшой, вероятно, Бобби относился бы к Коллинзу с бо́льшим уважением. Раймонд Вайнштейн, сильный международный мастер и ученик Коллинза писал, что он испытывал благоговейный страх перед учителем, пока не услышал злые ремарки по его адресу из уст Фишер.

В дополнение к разнице в рейтингах, Бобби не нравилось, что Коллинз получал паблисити, как его учитель, и что толпы шахматистов стремились попасть к нему на уроки в надежде стать новыми Фишерами. Бобби, вероятно, по причине нужды, испытанной в детстве, ненавидел, когда другие делали деньги на его имени. Как выразился однажды нью-йоркский мастер Аса Хоффманн: «Если кто-то готов заплатить 50 долларов за автограф Бобби Фишера, и вы собираетесь привести за 5 баксов этого собирателя к нему, Бобби захочет и эти 5 баксов, иначе откажется и от 50-ти».

Глава 5 Гладиатор Холодной войны

Михаил Таль был известен своим неприятным буравящим взглядом, некоторым он казался зловещим. Глубоко посаженными, почти черными глазами он буквально впивался в противника, словно — как кто-то искренне считал — стараясь гипнотическим воздействием вынудить его ошибиться. Американец венгерского происхождения Пал Бенко однажды нацепил солнечные очки, играя с Талем, в качестве защитной меры.

Но Таль не нуждался в уловках. 23-летний уроженец Латвии играл блестяще. Двукратный чемпион СССР, он победил в 1958 году на межзональном турнире в Портороже и являлся фаворитом в споре за право на матч против чемпиона мира Михаила Ботвинника, намеченного на 1960 год. Партии Таля полнились дикими, вдохновенными комбинациями, интуитивными жертвами и вообще «пиротехникой». Привлекательной наружности и начитанный, весь — сгусток энергии, латыш стремился понравиться публике и являлся ее любимцем. Его правая рука была деформирована, но это никак не влияло на его уверенность в себе.

Фишеру самоуверенности также было не занимать, но стилем он обладал совсем другим: прозрачным, кристально-чистым, экономным, конкретным и рациональным. Дж. Доннер, голландский гроссмейстер внушительных габаритов, отметил этот контраст: «Фишер — прагматик и техник. Он почти не делает ошибок. Его позиционные суждения бесстрастные, почти пессимистические. Стиль Таля более творческий, его безграничная вера в себя — опасна, ему нужно помнить об этом и не “зарываться”».

Европейцы, следившие за подготовкой к турниру претендентов, с симпатией относились к Бобби, но по другим причинам: американец просто не мог так хорошо играть в шахматы, как он. Тем более, в 16 лет! В Югославии, обожавшей шахматы, он стал диковиной, его осаждали любители автографов и интервьюеры. Долговязый, с походкой вразвалку, одетый в стиле, который некоторыми европейцами воспринимался как западный или техасский, он удостоился такого газетного определения: «лаконичен, как герой старого ковбойского фильма».

Бобби вытерпел взгляд Таля, когда они впервые встретились за доской в Портороже. Та партия закончилась вничью. Совсем недавно в Цюрихе, за три месяца до кандидатского шоу, они вновь сыграли вничью — Бобби пришел третьим, отстав на очко от занявшего первое место Таля. Но теперь ставки были слишком высоки — по результатам турнира определится тот, кто сыграет матч на первенство мира — и Бобби не собирался допускать, чтобы взгляд-«дурное знамение» заговорил его судьбу.