Конец "черной тропы" - [2]

— Что же передать Марии, то бишь Артистке? — спросил Сорока, не привыкший да и не любивший величать Марью, жену брата, по псевдониму. Он уже разок получил Замечание Гринько на этот счет. Да и то сказать, псевдоним у нее — ни дать ни взять. В этом Сорока убеждался не раз, порой дивясь и не различая, где Мария сама по себе, а где играет роль, причем с наслаждением, проявляя нри этом поразительную смышленость.

— Подумать надо,— уклонился от ответа Гринько. Но после паузы порассуждал вслух: — За войсковыми кухнями день и ночь надо следить, они скорей выдадут намерения... И за чекистами — само собой.

Поел Гринько одно сало с размоченным сухарем. Жевал скучно, лениво. А потом лег на нары, сказал ворчливо:

— Всю ночь не спал. Под утро лишь вздремнул, чекисты приснились.

Прилег и Сорока. Но спать не хотелось, душу терзала обида от испытанного здесь унижения. Захотелось побыстрее уйти из этого склепа. Взгляд его остановился на преспокойно игравших в карты Дмитре и Алексе, подумалось как-то без начала: «...ждут весны, а весной подцепят пулю в лоб. А то и раньше... Да что я в самом деле такое предсказываю?»

Когда Сорока проснулся, Зубр, к его удивлению, уже стоял в полупальто и черной папахе.

— Сиди тут, Сорока, до «черной тропы», дальнейшие указания пришлю с Дмитром,— распорядился тот.

...Снегопад, кругом тихо, покойно. Гринько умышленно вышел несколько пораньше, чтобы, не спеша, переправиться к дороге и вовремя успеть к подходу лошади. Он ловко взобрался по жердине на оголившееся от снега дерево, чтобы не оставить следов рядом с лазом, и подал знак Дмитру.

И тут зло взяло связного Сороку. «Трус ты,— мысленно закричал он вслед Гринько,— а еще Зубром называешься. И зачем я тебе об этих войсках рассказал? Вот ты чего испугался, как бы сюда не нагрянули... У-у, так бы и всадил пулю в твою бычью шею!»

3

Самолет качнулся, пошел на снижение. Генерал-майор Поперека, посмотрев в иллюминатор, сказал вдруг;

— Зима дает отдых и возвращает молодость!

И на вопросительный взгляд Киричука добавил:

— А для бандитов в схронах зима губительна, после нее они как истощавшие вконец клопы. Однако с двухтрех заходов их не изведешь...

Вон о чем он, Михаил Степанович, понял Киричук, несколько удивившись тому, что заместитель министра госбезопасности республики определенно не знает, с какого захода можно окончательно покончить с оуновцами. Так он и сказал Попереке.

— Прыткий какой! — отозвался тот.— Не возражаю, если конкретно скажешь, сколько тебе нужно сделать заходов, чтобы доложить, что с оуновскими бандами в Волынской области покончено.— И тут же перешел на официальный тон: — Ориентирую на борьбу серьезную.

...Между тем из приземлившегося самолета выбросили металлическую лесенку, и первым по ней, пригибаясь, сошел могуче сложенный Поперека. Следом за ним появился Киричук. Высокий, подтянутый, он легко спрыгнул на землю, устремился навстречу начальнику управления МГБ по Волынской области Исаенко.

— Получается, Иван Афанасьевич, что я не только поддержал просьбу назначить прежнего твоего сослуживца подполковника Киричука заместителем начальника управления, но и самолично доставил его,— улыбнулся Поперека.— Однако не будем терять времени. Нужно потолковать об обстановке и наших задачах перед открытием «черной тропы» оуновцев, когда сойдет снег с полей и они активизируют свои действия. Едем к вам скорее...

— Мы уже опередили бандитов, погромили их немного,— продолжил разговор Исаенко уже у себя в кабинете.

— Вот-вот, немного,— прервал его Поперека.— Нельзя по сомнительным данным бросать силы на прочесывание леса, чтобы в результате натолкнуться на несколько затаившихся бандитов. Прежде всего нужно использовать оперативные возможности; а уж по ходу дела, если возникнет необходимость, применить прочесывание. На народ следует крепче опираться! Население давно поняло, что из себя представляют украинские националисты, узнало их, как пособников и верных холуев гитлеровских оккупантов, как палачей. Мы должны нанести решительный удар по бандоподполью, вернее, его остаткам на Волыни. Предстоит оперативно установить действующих проводников — как они именуют главарей бандитских групп, Дислокацию и численность банд, выявить связных, эсбистов, ведающих у них службой безопасности, и добиться, как этого требует партия, полной ликвидации оуновского бандитизма. Здесь надо на все сто с гарантией разработать операцию и сыграть «с кровью без крови, истерику без слез»,— машинально произнес Михаил Степанович Поперека поговорку давнего своего друга-чекиста и вдруг воскликнул:

— Постойте, постойте! Так это же Антон Сухарь голос подает, в привычное ему дело просится. Как же это я не вспомнил его сразу? Вот кто для этой цели может подойти. Хотя вы, я уверен, и здесь найдете толковых работников, способных справиться с таким сложным делом, но все-таки... Закажи-ка, Иван Афанасьевич, по срочному Полтаву, пусть позовут к аппарату капитана Сухаря.

Исаенко снял телефонную трубку.

А Михаилу Степановичу уже не сиделось. Заложив руки за спину, он грузно шагал по кабинету, рассказывая:

— Мы с Антоном Тимофеевичем перед войной такую чистую операцию внедрения провели, что он чуть ли не вплотную приблизился к верхушке ОУН. Его уже послали учиться в немецкую разведшколу под Грубешовом в Польше, да война сбила планы. Не слишком громких, но приметных удач добился тогда Сухарь.