Конец черного темника - [45]
Дорога пошла над самым урезом воды: на реке вдруг появилась шамра[48], наморщилась вода, будто недовольная чем-то, и на небе заклубились тёмные тучи.
На душе Пересвета было неспокойно: разговор в сторожке навёл на мрачные мысли о всесильности на Руси родовитых людей, а встреча с бортником — о зависимости простого человека от их воли.
Видя хмурое чело Пересвета, теперь в свою очередь усмехнулся Боброк:
— Гони от себя эти мысли, отче, как паршивую овцу из стада... Смотри, как звенит под копытами коней весенний ледок... Это к счастью! А стрекотание сорок с голых ветвей — к тревоге...
«Ведун! Воистину говорил мне о нём Сергий Радонежский. Ведун!» — подумал Пересвет.
Чтобы отвлечься, снова заговорили о Стефане Пермском, о его деятельности не только духовной, но и государственной...
— Радетель за наше дело. Вот такими бы хотел видеть на Руси людей образованных, — сказал Боброк Пересвету. — Стефан Храп с молодых лет отличался пытливостью и любовью к наукам. На устюжском торжище он не раз видел пермяков, живущих на реках Вычегде, Выме, Сысоле, Печоре, на Верхней Мезени. Встречал и полонённую югру, захваченную новгородцами или устюжанами. Постигнул начала пермяцкого языка, удалился в Ростов-Ярославский и предался там научным занятиям. Составил азбуку из двадцати четырёх букв, приноровившись к пермяцким меткам и знакам, и с этой азбукой и явился пред мои очи.
Из Москвы и уехал в землю пермяков, приняв наказ духовных отцов — насаждать там веру Христову... А вот мне лично сослужил свою первую службу...
Но тут вскинулся Дмитрий Михайлович, видит — навстречу на резвых брыкливых кобылках едут несколько монахов: о чём-то кричат, такой развели сутырь[49], что подняли в небо стаю галок. Вглядевшись в них, один из дружинников воскликнул:
— Свет-князь Дмитрий Волынец, да это же монахи монастыря Параскевы Пятницы!
Остановили коней, подождали, когда монахи подъедут поближе. Завидев Дмитрия Михайловича, монах, ехавший впереди, в котором князь сразу признал настоятеля монастыря, склонил голову так, что чёрный клобук достал гривы лошади, и молвил, дрожа от страха:
— Прости, княже... Волкодлак[50] он — не иначе!.. Вырвал железную решётку в келье, связал преподобного глухонемого Еремия, заткнул ему рот и ушёл... Часа три как ушёл, — и показал в ту сторону, откуда только что прискакали дружинники.
— Талагай[51]! — вскипел Боброк и изо всех сил огрел игумена плёткой по плечам. Потом указал рукой влево и вправо, разделив дружинников, приказал скакать и доставить в монастырь Ефима Дубка живого или мёртвого.
Продолжая дрожать от боли и обиды, настоятель поехал вперёд, указывая до монастыря дорогу. Глядя на его понурую спину, Пересвет подумал, что говорящий правду умирает не от болезни, кто-нибудь по злобе прикончит правдивого раньше времени...
Через несколько часов ни с чем вернулись дружинники.
Чтобы сохранить жизнь настоятелю, Пересвет напомнил Боброку о большой симпатии Сергия Радонежского к игумену монастыря Параскевы Пятницы. Боброк отошёл сердцем, велел привести глухонемого Еремия и всыпать ему плетей...
Пересвет снова вспомнил восточную пословицу, глядя на лицо Боброка с резко очерченным подбородком и крепко сжатыми губами, наблюдавшего, как извивается на лавке после каждого удара плетью худое тело глухонемого монаха: «Кто мчится вихрем на коне, не окажется ли всё равно в том месте, куда придёт равномерно шагающий безмятежный верблюд?..» Вот так и вышло у Боброка с Ефимом Дубком, не пожелавшим выдать сокровенной тайны человеку, запятнавшему руки кровью его сотоварищей.
Лишь подъезжая к Москве, Боброк взял слово с Пересвета не говорить с Дмитрием Ивановичем о Ефиме Дубке и о том, как он «наградил» каменотёсов, выложивших потайной ход в кремлёвской стене...
15. ВОЛКИ
Как только лёг снег и подморозило, выехали в дорогу на трёх санях. Первые были гружены глиняными расписными горшками, а под ними лежали, забросанные соломой, боевые доспехи: шлемы, топоры, шестопёры, мечи, кистени, луки, колчаны со стрелами.
Стояло несколько корчаг с вином и мёдом, хлебы. На двух других санях разместились люди в длинных иноческих ризах, в чёрных камилавках, клобуках, но под широкими дерюжными рубахами надеты панцири и пояса, на которых висели ножи.
Выехали ночью, чтоб не видел никто, через Константиново-Еленинские ворота. Москва спала в зимней тиши. Только снег скрипел под полозьями саней. Завернувшись в тулупы, которыми обычно укрываются в пути смерды, дремали во вторых санях князь Дмитрий Иванович и Михаил Бренк, в таких же иноческих одеждах, как и остальные.
Рядом с ними сидели Александр Пересвет и Яков Ослябя, без бороды, широкоплечий и скуластый. Он держал в красных широких ладонях вожжи и правил лошадью.
— Рукавицы-то надень, — сказал Пересвет, сказал тихо, чтоб не потревожить дремотное предутреннее состояние князей.
— Мне и так жарко, — заулыбался во весь рот Яков, показывая белые крепкие зубы.
На третьих санях обязанности возницы исполнял дружинник Игнатий Стырь, весёлый, лихой парень, в его глазах так и прыгали лукавые бисеринки. Ещё четверо «монахов» — все дюжие молодцы, испытанные в битвах, сражавшиеся на поле брани бок о бок со своим князем Дмитрием и каждый стоивший десятка воинов, — лежали вповалку и дружно беззаботно храпели.
В первой книге исторического романа Владимира Афиногенова, удостоенной в 1993 году Международной литературной премии имени В.С. Пикуля, рассказывается о возникновении по соседству с Киевской Русью Хазарии и о походе в 860 году на Византию киевлян под водительством архонтов (князей) Аскольда и Дира. Во второй книге действие переносится в Малую Азию, Германию, Великоморавию, Болгарское царство, даётся широкая панорама жизни, верований славян и описывается осада Киева Хазарским каганатом. Приключения героев придают роману остросюжетность, а их свободная языческая любовь — особую эмоциональность.
О жизни и судьбе полководца, князя серпуховско-боровского Владимира Андреевича (1353-1410). Двоюродный брат московского князя Дмитрия Донского, князь Владимир Андреевич участвовал во многих военных походах: против галичан, литовцев, ливонских рыцарей… Однако история России запомнила его, в первую очередь, как одного из командиров Засадного полка, решившего исход Куликовской битвы.
Русь 9 века не была единым государством. На севере вокруг Нево-озера, Ильменя и Ладоги обосновались варяжские русы, а их столица на реке Волхов - Новогород - быстро превратилась в богатое торжище. Но где богатство, там и зависть, а где зависть, там предательство. И вот уже младший брат князя Рюрика, Водим Храбрый, поднимает мятеж в союзе с недовольными волхвами. А на юге, на берегах Днепра, раскинулась Полянская земля, богатая зерном и тучными стадами. Ее правители, братья-князья Аскольд и Дир, объявили небольшой городок Киев столицей.
В новом историко-приключенческом романе Владимира Афиногенова «Белые лодьи» рассказывается о походе в IX веке на Византию киевлян под водительством архонтов (князей) Аскольда и Дира с целью отмщения за убийство купцов в Константинополе.Под именами Доброслава и Дубыни действуют два язычника-руса, с верным псом Буком, рожденным от волка. Их приключения во многом определяют остросюжетную канву романа.Книга рассчитана на массового читателя.
Подробная и вместе с тем увлекательная книга посвящена знаменитому кардиналу Ришелье, религиозному и политическому деятелю, фактическому главе Франции в период правления короля Людовика XIII. Наделенный железной волей и холодным острым умом, Ришелье сначала завоевал доверие королевы-матери Марии Медичи, затем в 1622 году стал кардиналом, а к 1624 году — первым министром короля Людовика XIII. Все свои усилия он направил на воспитание единой французской нации и на стяжание власти и богатства для себя самого. Энтони Леви — ведущий специалист в области французской литературы и культуры и редактор авторитетного двухтомного издания «Guide to French Literature», а также множества научных книг и статей.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.
В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.
В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.