Конец черного темника - [18]

   — Вчера Бердибек шёл за моей кибиткой и пытался заговорить со мной... Но я не промолвила ни слова.

   — Хорошо... Ты будь осторожна. Его мать Тогай-хатун ненавидит тебя. Ты это знаешь?

   — Знаю, повелитель.

   — Я видел сон, нехороший сон... Ты будь осторожна, — снова повторил Джанибек. — Возле твоей юрты я удвою стражу... А на верховых прогулках тебя будет сопровождать со своими лучниками сотник Мамай. Это храбрый и умный воин. Он ровесник тебе и на пять лет старше Бердибека. Я давно приметил его и горжусь им. Думаю, что со временем он станет таким же, как мужественный темник Аксал или тысячник Бегич...

   — Благодарю тебя, великий каан!

Теперь во время прогулок рядом с Абике находился сотник Мамай. На половину полёта стрелы скакали его верные воины, слегка тяготившиеся тем, что им, закалённым в битвах и привыкшим к звону мечей и сабель, приходилось выполнять постыдную роль тургаудов; да притом охранять какую-то женщину, пусть и ханшу, любимую жену великого каана.

Мамай и сам испытывал некоторое замешательство в душе от необычности теперешнего своего положения, но не показывал виду. Он охотно разговаривал с Абике на различные темы и, когда говорил, то прямо и дерзко смотрел в лицо повелительнице, отчего Абике смущённо опускала глаза: признаться, ей нравился этот статный черноволосый юноша. А узнав о том, что он происходит из далёкого княжеского рода татар, некогда живших на границе Поднебесной Империи[34] и родины Потрясателя Вселенной, Океан-хана, великого как океан[35], чьё имя не произносилось, потому что оно было недосягаемо для смертных, и ещё больше заинтересовалась новым начальником телохранителей.

Молодая Абике обладала восторженной натурой: её приводило в возбуждённое состояние многое: солнце, встающее из-за моря, куда отплывают с невольниками под белыми парусами генуэзские и венецианские корабли; горы, сплошь усеянные красными маками; бешеные скачки, которые устраивали потехи ради воины Мамая. Тогда она сама пришпоривала своего аргамака и мчалась, как ветер, по ровной долине у подножия Тебе-оба, потом вдруг резко осаживала коня и, обернувшись к молодому сотнику, заразительно смеялась. Глаза её лучились добрым внутренним светом, зубы жемчужно блестели, щёки пылали, — тогда Мамай с восторгом взирал на красоту своей госпожи. А иногда она была тиха и задумчива, словно вечерний цветок, готовый перед ночной темнотой закрыть свои лепестки. И Мамай тревожно смотрел на Абике, молча вопрошая: «Что с тобой происходит, моя повелительница?..» Но она молчала, нервно покусывая губы. «Может быть, она скучает по своей родине, по матери?» — раздумывал сотник, не смея спросить об этом свою госпожу, уже зная о том, что отец её, император Поднебесной Империи Шунь-ди (Тогон Темур), потомок Кубилая, последний монгольский хан, царствующий в Китае, не очень-то заботился о дочери, отданной в четырнадцатилетием возрасте в жёны хану Золотой Орды; Шунь-ди, ведшего рассеянный образ жизни, интересовали лишь живописные парады русского полка, который назывался длинным именем Сюан-хун-У-ло-се Ка-ху вей цинкюн — Вечно верная русская гвардия...

Абике и сама когда-то восхищалась этими парадами русских гвардейцев, которых доставил в Ханбалык[36] полководец Яньтемур. Их было ни много ни мало — две с половиной тысячи рослых, белокурых, голубоглазых красавцев...

Она рассказала о своём отце и этих парадах Мамаю и задала вопрос:

   — А что в твоей жизни хорошо запомнилось?

   — Звезды, — ответил Мамай.

   — Какие звёзды? — не поняла Абике.

   — Звезды на небе, которые светили мне в детстве через дырявую кошму. Мы ведь татары, и нам не полагалось иметь юрты, крытые хорошими войлочными кошмами, а если у кого они появлялись, то их тут же отбирали монголы...

Абике как-то странно взглянула на Мамая, глаза её сверкнули как у мусуки, но она быстро опустила их, и молодой сотник пожалел, что сказал ей эти слова. «Неужели донесёт Джанибеку?!» Но, слава Гурку, всё обошлось. Абике не рассказала об этом великому каану, и, может быть, потому, что ей понравился этот храбрый красивый юноша.

Убедившись в её порядочности, Мамай поведал ей родовое предание, которое гласило о том, как Повелитель Вселенной сварил в кипящих котлах татарских князей...

   — О жестокости нашего великого предка мне много рассказывала бабушка, — сказала Абике. — Ещё будучи мальчиком, он убил своего сводного брата. За это на него надели цепи, а когда он вырос — деревянные колодки. Вот послушай...

Родное племя Темучина после смерти отца — вождя этого племени и знаменитого мергена — отказалось признать власть его девятилетнего сына. Тогда мать с четырьмя сыновьями и грудной девочкой покинула родной уртон и, погрузив в повозку войлочную юрту, отправилась к синеющим вдали холмам. По пути семья питалась кореньями степных трав и рыбой, которую ловили в реках Темучин и его сводный брат Бектер. Удочка у них была одна на двоих. Однажды они закинули крючок и, когда леска дёрнулась и огромный таймень оказался на берегу, возле пойманной рыбы разгорелась драка. Каждый из них хотел доказать, что это именно он первый поймал такую большую рыбину, чтобы потом похвастаться перед матерью и братьями. Бектер, в конце концов, овладел тайменем. Темучин решил отомстить ему, и дело тут не в отобранной рыбине, — сводный брат, одних лет с Темучином, был сильнее, и только он мог оспаривать его власть в семейной юрте.