Конец бабьего лета - [9]

— Ты куда это собралась не поевши? — заботливо, по-хозяйски спросил Иван.

Мария стояла молча, смотрела перед собой.

— Эх, заколотить бы вашу ферму крест-накрест, чтоб и дорожка к ней заросла!

Мария с недоумением и даже страхом посмотрела на Ивана.

— Потому как грязь и отсталость всякая! Комплекс — вот куда надо глаз наметить, Мария. Ты Ивана слушай, он битый-перебитый. А Берестень обратно тебя на ферму сует день и ночь вкалывать!

Мария остолбенела.

— Ничего, я с ним покалякаю. Меня орденами не награждали, я на любую работу согласный, а у тебя — дорожка утрамбованная!

— Ну и устраивайся! — Мария даже растерялась от такой наглости. — А в мои дела соваться поостерегись!

— Ну, ну, я ж хочу как лучше. На один котел робить будем.

— Котел давно разбился! А черепки ты по свету разнес и теперь за ними бегаешь.

— С повинной стою, Маша, прости.

— Поздно, устала я.

— Не могу я отсюда уехать!

— Это твое дело, но от меня уходи, Иван, по-хорошему.

Мария быстро шла к Клавдиному дому. У самой двери остановилась, с секунду постояла, подумала, а затем резко открыла дверь.

Кипящий чугунок заливал огонь в печи. Клавка, застыв, уставилась на Марию. Гриша спокойно взял из рук Клавдии рогач, прислонил к стене.

— Входи, мама.

Мария видела, как волновался внешне спокойный Гриша, как настороженно следила за ними Клавка.

— А мы заявление подали, — шумно сказал Гриша.

— По-людски бы надо, — перевела дыхание Мария. — Со свадьбой, чтоб честь по чести. Хоть и хлопотно — не беда.

— Чего там, в город съездим. — Гриша смотрел на мать счастливыми глазами. — Отца попрошу…

Мария немного помолчала, а затем сказала:

— Обойдемся без него, сынок.

— Зря ты, мама, пусть бы жил. Я к тому, что н деда жалко, и отцу деваться некуда.

— А меня… не жалко? — спросила Мария и заплакала.

Клавка и Гриша бросились к ней.

— Да мы тебя, мама, вовек не оставим, — говорила Клавка и тоже плакала.

Гриша успокаивал их, как мог.

Артемка сидел на табурете, опрокинутом на бок, растягивал меха гармони. Дети плясали. Артемка играл вдохновенно и на ребячьи забавы смотрел с восхищением.

Иван вошел в хату, остановился у порога.

— Погуляйте, детки, пока мы с дядей за жизнь нашу прекрасную поговорим, — откладывая в сторону гармонь, сказал Артемка.

Дети побежали из хаты. Старший прихватил гармонь. Музыка, детские голоса доносились со двора.

— Ты с ними к самодеятельности готовишься, что ли? — пошутил Иван.

— У меня, мил друг, каждый день самодеятельность… С той поры, как Алена перестала на ферме работать, спасу от ее разговоров нет. Раньше я как-то и не подозревал, что бабы говорят много. Ой, говорят! Радио и то отдых имеет, но, кажется, приходит конец ее разговорам. Мария опять ее на ферму берет.

— А я к тебе по делу, — сказал Иван.

Артемка хмыкнул, понимающе подмигнул Ивану:

— Лошаденка не иначе как опять требуется?

— Ситуация у меня… хреновая…

— Ну-у, с бабой, что ли?

— Угадал. Выперла.

— Ерунда, — возразил Артемка. — Обычно фордыбачит и цену гнет.

— Да нет, вроде отставка полная.

— А ты не спеши. Меня сто раз в году Алена гонит, а я все, как видишь, на своем месте.

— А жить где?

— У меня, к примеру.

— Спасибо, брат! — От полноты чувств Иван обнял Артемку.

В хату ввалилась Алена с детьми.

— А-а-а, детей выпроводил, а сам пьяницу подобрал!

— Извиняй, Тарасовна, — заговорил Иван. — Заглянул вот…

К общему удивлению, Алена не рассердилась и даже подсела к столу.

— А я не признала тебя, Кириллыч, богатый будешь. Хорошо, что вернулся, трудно Марии.

— На квартиру Кириллыч просится, — сразу вставился Артемка.

Иван кивнул. Лицо Алены начало каменеть.

— Временно… до полного мира и согласия с Марией, — поспешно выкрутился Иван.

Алена поджала губы.

— Нет, Кириллыч, не по-соседски это. Так что извиняй, ищи в другом месте.

Берестень встречал Ивана у себя в кабинете, широко улыбаясь.

— А ты раздобрел, — ответил Иван на рукопожатие Берестеня.

— Так мне же премия за привесы положена, — шутливо приветствовал Берестень Ивана.

Сели за стол.

— Вернулся вот…

— Слыхал.

— Следственно, работа требуется.

— Подыщем. Тебе какую?

— Предлагай, выберу по вкусу, — панибратски сказал Иван.

— В колхоз сначала оформиться надо, — напомнил Берестень.

— Гони бумагу, заявления не забыл как пишутся.

Берестень внимательно смотрел на Ивана, что-то припоминая:

— А… с Марией у тебя как? — спросил неожиданно.

— Это мое личное, разберусь.

— Личное-то оно личное, да не совсем. В колхоз принимает правление, а Мария — член правления и ежели она будет несогласная…

Иван чувствовал, как почва уходит из-под ног.

— Что же мне, рабу божьему, делать?

— Об этом у себя спроси. Не надо было из колхоза бегать. Я тебе когда-то советовал.

— Что было, то прошло.

— На городских баб потянуло.

— Ты бы хоть помолчал. Сам меня на эту распрекрасную дорожку толкнул.

— Я?! Ну и нахал ты, брат…

Берестень даже засмеялся.

— Напрасно обнахаливаешь, — вскипел Иван. — Забыл, кем я у тебя по штатному расписанию проходил? Доставалой! А за красивые глаза дефицит не достанешь… Ресторан, кафе или просто забегаловка…

— Да ты красиво жил, я и не знал.

— Смеешься теперь. Домов понастроил, индустриализацию развел, слияние с городом…

— Уж не на твои ли ресторанные дела все это? — расхохотался Берестень.