Кондотьер - [5]
«Существовать под бесчисленными масками, жить под покровом чужих останков». Читателей «W или воспоминания детства» впечатляет искусство Перека, с каким он связывает царство мертвецов и фальши («фальсификатор Гаспар Винклер. Gasparus Wincklerianus Falsarius. С заглавной F. С большой косой. Как смерть и как время»). Не сам ли Перек[20] говорит устами Гаспара Винклера, когда тот вспоминает свое заточение, жизнь «без корней», «фальшивую в глубине своей фальши» и вдруг неожиданно прибавляет: «Лагерь. Гетто[21]?». Путь отмщения и освобождения Гаспара вырастает как дерево — от сросшихся корней к переплетенным ветвям.
Роман о подпольной мастерской позволяет нам проникнуть в творческую мастерскую Перека. Понять, как он строит повествование. Это первое произведение структурировано как разрыв. Образ (антиобраз) разъединения, дробности так значителен для Перека, что мы встречаемся с ним в большей части его текстов. Пространство («Просто пространства») ощущается, присутствует лишь в тот миг, когда оно рушится. Огромный свод «романов» в книге «Жизнь способ употребления» держится «ходом коня», заставляющим нас перемещаться с верхнего этажа на нижний, из одной истории в другую. «W или воспоминание детства» выстраивается на целой системе поразительно явленных или сокрытых изломов.
В основе построения «Кондотьера» тоже разрыв — две противостоящие друг другу части, первая — совмещение романного повествования, разговора с самим собой (обращение к себе, «ты») и монолога, вторая — допрос, на котором Гаспар Винклер раскрывает все обстоятельства своего преступного освобождения. Стало быть, после романа действия (совершенное преступление) следует роман-разъяснение? Противопоставление незамысловатое. Однако разница тона, времени, формы придает ему энергии, обволакивает его аурой таинственности.
«Я не думаю, я ищу свои слова», — говорит Перек в «Думать/Классифицировать»[22]. И невозможно не удивляться, что свои слова он нашел с самого начала, так же, как ритм фраз и манеру соединять их. «Кондотьер» пестрит фразами и образами, которые мы найдем в романах «Человек, который спит» и «Жизнь способ употребления».
«Кондотьер» представляет собой рассказ о заточении, затем — повествование о провале, но постепенно становится романом освобождения. Завершается он обещанием — воздухом вершин. Жорж Перек хотел, чтобы он читался как история «пробуждения осознания»: конец неврозам от одиночества, магическим переходам, замкнутым кругам иллюзий… и как похвальное слово терпению, работе, поиску собственной правды, нескончаемому отвоеванию, всему тому, что является скрытой формой мужества.
Владение миром. Гирландайо, Мемлинг, Кранах, Шарден, Пуссен. Владение миром. Ты достигнешь его лишь в конце изнурительного пути, как та связка альпинистов, которые одним июльским утром 1939 года вышли у Юнгфрау к столь желанному горизонту и, невзирая на усталость, вдруг почувствовали, как их переполняет искрящаяся радость: восходящее солнце, другой склон горы, залитый светом, линия водораздела…
Такое завершение созвучно с идеалом «эпического» творчества, на это как на цель художественной литературы указывает «Линь женераль», журнал, который собирался возглавить Перек, но который остался неосуществленным проектом, папкой со статьями, посвященными теории литературы и критике[23]. Некоторые из них появятся в журнале Франсуа Масперо «Партизан» между 1960 и 1963 годами. Взращенные в глубине гегельянства и марксизма, «требования» «Линь женераль» формируются вокруг понятий, которые мы находим в «Кондотьере»: «преодоление», «трезвость, ясность», «завоевание», «связь», «поиск», «овладение», «единство». Эпичность, Полярная звезда литературного небосклона, это стремление преодолевать упадок и противоречия борьбой, работой сознания, бдительным разумом. И еще «реализмом» (аналитическим, критическим). Понятие реализма возродил теоретик Дьёрдъ (Георг) Лукач[24]. Таким образом, роман Перека, выделяя в качестве главного индивидуальный путь и интеллектуальные поиски Гаспара Винклера, вписывается в контекст именно этой проблематики — или этого идеала.
Амбиции молодого Перека в самом деле были дерзкими. Он намеревался сопоставить свой замысел с творчеством самых крупных художников Возрождения. С эпохой, когда искусство «идеально отражало свое время, возвышалось над ним и объясняло. Объясняло, потому что возвышалось. Возвышалось, потому что объясняло» («Кондотьер»). Творчество как преодоление есть вернувшаяся к нам «необходимость» обрести единство с миром. Во времена, когда писательство питается лишь сомнениями, утверждением своего бессилия и лживости, Жорж Перек вновь обратился к самым архаичным устремлениям литературы.
Последний роман, опубликованный при жизни Жоржа Перека, носит название «Кунсткамера» (1979) и имеет подзаголовок «История одной картины». Эта картина и есть «кунсткамера», она также отражает стремление передать всю «полноту» через множество воспроизведенных на ней полотен. Копии картин составляют суть главной картины и едва заметно помечены фальшью, так как художник Отто Курц всегда внедряет в них легкие вариации. И этот мнимый шедевр окажется поддельным. С начала и до конца Перек одержим в своем творчестве все той же проблемой.
Во 2-й том Антологии вошли пьесы французских драматургов, созданные во второй половине XX — начале XXI века. Разные по сюжетам и проблематике, манере письма и тональности, они отражают богатство французской театральной палитры 1970–2006 годов. Все они с успехом шли на сцене театров мира, собирая огромные залы, получали престижные награды и премии. Свой, оригинальный взгляд на жизнь и людей, искрометный юмор, неистощимая фантазия, психологическая достоверность и тонкая наблюдательность делают эти пьесы настоящими жемчужинами драматургии.
Сказать, что роман французского писателя Жоржа Перека (1936–1982) – шутника и фантазера, философа и интеллектуала – «Исчезновение» необычен, значит – не сказать ничего. Роман этот представляет собой повествование исключительной специфичности, сложности и вместе с тем простоты. В нем на фоне глобальной судьбоносной пропажи двигаются, ведомые на тонких ниточках сюжета, персонажи, совершаются загадочные преступления, похищения, вершится месть… В нем гармонично переплелись и детективная интрига, составляющая магистральную линию романа, и несколько авантюрных ответвлений, саги, легенды, предания, пародия, стихотворство, черный юмор, интеллектуальные изыски, философские отступления и, наконец, откровенное надувательство.
На первый взгляд, тема книги — наивная инвентаризация обживаемых нами территорий. Но виртуозный стилист и экспериментатор Жорж Перек (1936–1982) предстает в ней не столько пытливым социологом, сколько лукавым философом, под стать Алисе из Страны Чудес, а еще — озадачивающим антропологом: меняя точки зрения и ракурсы, тревожа восприятие, он предлагает переосмысливать и, очеловечивая, переделывать пространства. Этот текст органично вписывается в глобальную стратегию трансформации, наряду с такими программными произведениями XX века, как «Слова и вещи» Мишеля Фуко, «Система вещей» Жана Бодрийяра и «Общество зрелищ» Г.-Э. Дебора.
Третье по счету произведение знаменитого французского писателя Жоржа Перека (1936–1982), «Человек, который спит», было опубликовано накануне революционных событий 1968 года во Франции. Причудливая хроника отторжения внешнего мира и медленного погружения в полное отрешение, скрупулезное описание постепенного ухода от людей и вещей в зону «риторических мест безразличия» может восприниматься как программный манифест целого поколения, протестующего против идеалов общества потребления, и как автобиографическое осмысление личного утопического проекта.
рассказывает о людях и обществе шестидесятых годов, о французах середины нашего века, даже тогда, когда касаются вечных проблем бытия. Художник-реалист Перек говорит о несовместимости собственнического общества, точнее, его современной модификации - потребительского общества - и подлинной человечности, поражаемой и деформируемой в самых глубоких, самых интимных своих проявлениях.
Повести французских писателей 1960-х годов. Повесть «Вещи» Жоржа Перека рассказывает о людях и обществе шестидесятых годов, о французах середины нашего века, даже тогда, когда касаются вечных проблем бытия. Художник-реалист Перек говорит о несовместимости собственнического общества, точнее, его современной модификации — потребительского общества — и подлинной человечности, поражаемой и деформируемой в самых глубоких, самых интимных своих проявлениях. Жан-Луи Кюртис — один из самых читаемых во Франции популярных писателей.
«За окном медленно падал снег, похожий на серебряную пыльцу. Он засыпал дворы, мохнатыми шапками оседал на крышах и растопыренных еловых лапах, превращая грязный промышленный городишко в сказочное место. Закрой его стеклянным колпаком – и получишь настоящий волшебный шар, так все красиво, благолепно и… слегка ненатурально…».
Генри Хортинджер всегда был человеком деятельным. И принципиальным. Его принципом стало: «Какой мне от этого прок?» — и под этим девизом он шествовал по жизни, пока не наткнулся на…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Есть на свете такая Страна Хламов, или же, как ее чаще называют сами хламы – Хламия. Точнее, это даже никакая не страна, а всего лишь небольшое местечко, где теснятся одноэтажные деревянные и каменные домишки, окруженные со всех сторон Высоким квадратным забором. Тому, кто впервые попадает сюда, кажется, будто он оказался на дне глубокого сумрачного колодца, выбраться из которого невозможно, – настолько высок этот забор. Сами же хламы, родившиеся и выросшие здесь, к подобным сравнениям, разумеется, не прибегают…
В третьем томе четырехтомного собрания сочинений японского писателя Кобо Абэ представлены глубоко психологичный роман о трагедии человека в мире зла «Тайное свидание» (1977) и роман «Вошедшие в ковчег» (1984), в котором писатель в гротескной форме повествует о судьбах человечества, стоящего на пороге ядерной или экологической катастрофы.
Книга «Ватиканские народные сказки» является попыткой продолжения литературной традиции Эдварда Лира, Льюиса Кэрролла, Даниила Хармса. Сказки – всецело плод фантазии автора.Шутка – это тот основной инструмент, с помощью которого автор обрабатывает свой материал. Действие происходит в условном «хронотопе» сказки, или, иначе говоря, нигде и никогда. Обширная Ватиканская держава призрачна: у неё есть центр (Ватикан) и сплошная периферия, будь то глухой лес, бескрайние прерии, неприступные горы – не важно, – где и разворачивается сюжет очередной сказки, куда отправляются совершать свои подвиги ватиканские герои, и откуда приходят герои антиватиканские.