Кондотьер - [4]
Гаспара обрекло на неудачу использование готового. Зато сам Перек завораживает великолепной прозой, систематически используя явные или скрытые цитаты. «Человек, который спит» должен читаться как непосредственный отчет о переживаемой депрессии и утрате вкуса к жизни, но он весь начинен скрытыми цитатами из самых различных авторов. Редко, когда сталкиваешься с таким откровенным парадоксом: авторский текст без автора. И «Жизнь способ употребления» тоже огромный центон… Гаспар Винклер из «Кондотьера» предвосхищает писателя Перека.
Подражание ван Меегерену заводит Гаспара № 1 в тупик. Потому что есть заказчик, который должен быть убит. Но после освобождения от Мадеры или подобного ему, подделка становится уже не целью, а средством: Перек обретает новый виток свободы, создает, как говорит он сам, «новый словарь», иронически, двусмысленно и настойчиво используя «кражи-цитаты».
«…Он сумеет осуществить то, о чем ни один фальсификатор до него не осмеливался даже помыслить. Он сотворит подлинный шедевр прошлого». Гаспар Винклер, создавая лицо своего Кондотьера, столь же совершенное, как у «Кондотьера» в Лувре, стремится к дерзкому достижению[18], которое возвысит его до великих мастеров Ренессанса. А для того, чтобы свершить это великое деяние, ему необходимо воссоздать воплощение силы. Воителя, который выше любых человеческих возможностей и законов. Художественное совершенство должно совместиться с уверенной в себе мощью.
Винклер хочет утвердить себя в качестве художника, вступив в соперничество с творением, которое традиция признала совершенством. Но в то же время, создавая Кондотьера, он стремится воплотить собственное лицо. («Осознавал ли он, что всякий раз выискивал свой собственный образ?») Эстетическая задача и задача экзистенциальная сливаются воедино. «Стремиться себя распознать и обрести». В замечательном тексте, написанном после прохождения курса психоанализа «Les lieux d'une rase»[19], Перек так определял цель своего опыта: «.. Может сказаться нечто, что, возможно, придет от меня, будет моим, послужит мне». В стремлении к освобождению Гаспару Винклеру «нужны были поступки, которые принадлежали бы только ему, нужна была жизнь, которая была бы только его». О пути к освобождению, о выходе из стен тюрьмы говорится теми же словами, какие Перек использует, говоря о странствиях по «подземельям» психики.
Стремясь воссоздать лицо Кондотьера и в нем, словно в волшебном зеркале, улучшенного самого себя, Гаспар в конце концов видит выражение собственной подавленности («жалкий <…> с крысиными глазками»). Чем не новый Дориан Грей?
Средоточием поиска самого себя становится картина. Картина помогает осознать устремления творца, а он стремится воплотить силу и уверенность, достичь художественного совершенства. Стать новым Антонелло, присвоив себе лицо «вояки», которого художник-сицилианец сумел одарить «яркой рожей». Но в то же время лицо кондотьера всего лишь обманка, оно желанно и в то же время чуждо, как профили спортсменов, которые рисует мальчик в «W или воспоминание детства». «Мне нужно было мое лицо, мне нужен был Кондотьер». Непримиримое противоречие. Создать шедевр означало для Гаспара «обнаружить свою чувствительность, свою проницательность, свою загадку и свою отгадку». Пазл собран, пазл мертв.
«Кондотьер» — это история освобождения. И так же, как «Жизнь способ употребления», — история отмщения. В «романах» 1978 года Гаспар Винклер, скромный изготовитель пазлов, медленно, но верно мстит своему заказчику Персивалю Бартлбугу: он подталкивает того к смерти, навязав ему букву w там, где место было только для х. Отмщение презренного служителя. Ремесленника, униженного тем, что совершенство его искусства служит мертвечине (смывание восстановленных акварелей).
Сходство двух историй неоспоримо. Гаспар из «Кондотьера» убивает того, кто обрекает его на создание имитаций. Освободиться значит обнаружить себя, снять маску — полоснуть лезвием бритвы, пробить стену — совершить действие. Убийство Гаспара — противоположность «абсурдному» и несущественному убийству в «Постороннем» Камю, Перек настаивает на необходимости совершённого Гаспаром убийства, оно — «первое деяние демиурга».
Гамлет-Гаспар освобождается, «врезавшись» в живую жизнь, в отличие от принца Датского, погруженного в свою подавленность и нерешительность. Можно долго рассуждать о различных модусах власти, которые совместились в образе Мадеры (напрашивается сравнение между Анатолем М. и Антонелло да М.). Можно найти сходство и между холодным и презрительным Бартлбутом и уверенным в своей силе и состоятельности Мадерой.
За что мстит Гаспар Винклер? За свою обреченность на подделки, маски, во всяком случае, на фальшивки. Фальсификатор страдает не оттого, что он лжец и самозванец, а оттого, что отчужден от живой жизни, что он «зомби», «Фантомас»: «Жить — ничего не значит, когда ты фальсификатор. Это значит жить с мертвыми, это значит быть мертвым».
Роман освобождения начинается как антироман заточения. Как текст, предвосхищающий «Человека, который спит». Изначально Перек в плену замкнутого романа-защиты («…Я жил в окружении и под защитой. Не должен был ни перед кем ни за что отвечать»), в котором жить невозможно, из которого герой-одиночка должен найти выход. Из подвальной мастерской в Дампьере («Кондотьер») автор перебирается в комнатенку на улице Сент-Оноре («Человек, который спит»), затем в дом на улице Симон-Крюбелье (и возможно, в кабинет психоаналитика из «Мест ухищрений», но все эти пространства в четырех стенах остаются местом спора, местом словесного поединка. Местом смерти матери, Местом внутреннего заключения… Местом, где вновь и вновь переживаются муки, но где светит возможность освобождения. Тюремной камерой, откуда «я», хотя бы отчасти вызволяется благодаря существованию «ты» (что настоятельно звучит уже в «Кондотьере»). «Ты» служит связующим звеном между мной и другим, окликает, напоминает, побуждает к действию, отстраняет, создает дистанцию.
Во 2-й том Антологии вошли пьесы французских драматургов, созданные во второй половине XX — начале XXI века. Разные по сюжетам и проблематике, манере письма и тональности, они отражают богатство французской театральной палитры 1970–2006 годов. Все они с успехом шли на сцене театров мира, собирая огромные залы, получали престижные награды и премии. Свой, оригинальный взгляд на жизнь и людей, искрометный юмор, неистощимая фантазия, психологическая достоверность и тонкая наблюдательность делают эти пьесы настоящими жемчужинами драматургии.
Сказать, что роман французского писателя Жоржа Перека (1936–1982) – шутника и фантазера, философа и интеллектуала – «Исчезновение» необычен, значит – не сказать ничего. Роман этот представляет собой повествование исключительной специфичности, сложности и вместе с тем простоты. В нем на фоне глобальной судьбоносной пропажи двигаются, ведомые на тонких ниточках сюжета, персонажи, совершаются загадочные преступления, похищения, вершится месть… В нем гармонично переплелись и детективная интрига, составляющая магистральную линию романа, и несколько авантюрных ответвлений, саги, легенды, предания, пародия, стихотворство, черный юмор, интеллектуальные изыски, философские отступления и, наконец, откровенное надувательство.
На первый взгляд, тема книги — наивная инвентаризация обживаемых нами территорий. Но виртуозный стилист и экспериментатор Жорж Перек (1936–1982) предстает в ней не столько пытливым социологом, сколько лукавым философом, под стать Алисе из Страны Чудес, а еще — озадачивающим антропологом: меняя точки зрения и ракурсы, тревожа восприятие, он предлагает переосмысливать и, очеловечивая, переделывать пространства. Этот текст органично вписывается в глобальную стратегию трансформации, наряду с такими программными произведениями XX века, как «Слова и вещи» Мишеля Фуко, «Система вещей» Жана Бодрийяра и «Общество зрелищ» Г.-Э. Дебора.
Третье по счету произведение знаменитого французского писателя Жоржа Перека (1936–1982), «Человек, который спит», было опубликовано накануне революционных событий 1968 года во Франции. Причудливая хроника отторжения внешнего мира и медленного погружения в полное отрешение, скрупулезное описание постепенного ухода от людей и вещей в зону «риторических мест безразличия» может восприниматься как программный манифест целого поколения, протестующего против идеалов общества потребления, и как автобиографическое осмысление личного утопического проекта.
рассказывает о людях и обществе шестидесятых годов, о французах середины нашего века, даже тогда, когда касаются вечных проблем бытия. Художник-реалист Перек говорит о несовместимости собственнического общества, точнее, его современной модификации - потребительского общества - и подлинной человечности, поражаемой и деформируемой в самых глубоких, самых интимных своих проявлениях.
Роман известного французского писателя Ж. Перека (1936–1982). Текст, где странным и страшным образом автобиография переплетается с предельной антиутопией; текст, где память тщательно пытается найти затерянные следы, а фантазия — каждым словом утверждает и опровергает ограничения литературного письма.
Россия и Германия. Наверное, нет двух других стран, которые имели бы такие глубокие и трагические связи. Русские немцы – люди промежутка, больше не свои там, на родине, и чужие здесь, в России. Две мировые войны. Две самые страшные диктатуры в истории человечества: Сталин и Гитлер. Образ врага с Востока и образ врага с Запада. И между жерновами истории, между двумя тоталитарными режимами, вынуждавшими людей уничтожать собственное прошлое, принимать отчеканенные государством политически верные идентичности, – история одной семьи, чей предок прибыл в Россию из Германии как апостол гомеопатии, оставив своим потомкам зыбкий мир на стыке культур.
Пенелопа Фицджеральд – английская писательница, которую газета «Таймс» включила в число пятидесяти крупнейших писателей послевоенного периода. В 1979 году за роман «В открытом море» она была удостоена Букеровской премии, правда в победу свою она до последнего не верила. Но удача все-таки улыбнулась ей. «В открытом море» – история столкновения нескольких жизней таких разных людей. Ненны, увязшей в проблемах матери двух прекрасных дочерей; Мориса, настоящего мечтателя и искателя приключений; Юной Марты, очарованной Генрихом, богатым молодым человеком, перед которым открыт весь мир.
Православный священник решил открыть двери своего дома всем нуждающимся. Много лет там жили несчастные. Он любил их по мере сил и всем обеспечивал, старался всегда поступать по-евангельски. Цепь гонений не смогла разрушить этот дом и храм. Но оказалось, что разрушение таилось внутри дома. Матушка, внешне поддерживая супруга, скрыто и люто ненавидела его и всё, что он делал, а также всех кто жил в этом доме. Ненависть разъедала её душу, пока не произошёл взрыв.
Рей и Елена встречаются в Нью-Йорке в трагическое утро. Она дочь рыбака из дельты Дуная, он неудачливый артист, который все еще надеется на успех. Она привозит пепел своей матери в Америку, он хочет достичь высот, на которые взбирался его дед. Две таинственные души соединяются, когда они доверяют друг другу рассказ о своем прошлом. Истории о двух семьях проведут читателя в волшебный мир Нью-Йорка с конца 1890-х через румынские болота середины XX века к настоящему. «Человек, который приносит счастье» — это полный трагедии и комедии роман, рисующий картину страшного и удивительного XX столетия.
Иногда сказка так тесно переплетается с жизнью, что в нее перестают верить. Между тем, сила темного обряда существует в мире до сих пор. С ней может справиться только та, в чьих руках свет надежды. Ее жизнь не похожа на сказку. Ее путь сложен и тернист. Но это путь к обретению свободы, счастья и любви.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.