Кондор улетает - [35]
Он, не останавливаясь, еще раз проехал мимо дома Неллы. На дорожке стоял автомобиль ее отца. Значит, они его все-таки вызвали. И он теперь сидит с ружьем за дверью или подставляет плечо рыдающей Нелле?
По крайней мере, думал Роберт, поплакать она может. Хоть настолько-то разрыв с ним должен ее расстроить!
Он поставил машину прямо у двери магазина, хотя это место предназначалось для автомобилей покупателей. Ему не хотелось дожидаться скрипучего лифта, и он побежал наверх, перепрыгивая через две ступеньки. По его телу заструился пот, рубашка на груди стала мокрой и липкой.
На верхней площадке он остановился, чтобы снять пиджак.
— Кто за вами гонится? — сказала Ивлин Мелонсон, секретарша Старика, высокая седая женщина с крючковатым носом.
— Где Старик?
— Помилуйте, Роберт, — сказала она, и ее руки затрепетали у сухой, плоской груди.
Вот она, конечно, не потеет, вдруг подумал он.
— Он у себя?
Ее тонкие серые губы растянулись в улыбке, обнажив большие желтые зубы.
Она бы ела своих детей живьем, подумал он, будь у нее дети…
— Послушайте, Бэби, — он употребил это прозвище, чтобы уязвить ее, — я тороплюсь.
Желтые зубы все еще улыбались ему:
— Он сказал, что вы вернетесь, и он вас ждет.
Старик сидел, как обычно закинув ноги на подоконник, и пил пиво из запотевшего стакана.
— Угощайся. — Он показал на холодильник.
— Не хочу.
— Тогда садись.
— Бэби говорит, вы ожидали, что я вернусь.
— Ага, — сказал Старик.
Роберт вынул из кармана письмо:
— Вы это читали?
Старик сделал возмущенное лицо:
— Я в твои личные дела не вмешиваюсь.
— Как бы не так, — сказал Роберт. — Ну, все-таки прочтите.
Старик внимательно прочитал записку.
— Сочувствую, — сказал он и вернул письмо Роберту.
— Что произошло?
— Путь любви не устлан розами.
— Послушайте. Моя невеста только что дала мне от ворот поворот, а из ее письма ровно ничего нельзя понять.
— Она и подарки твои вернула, — сказал Старик. — Вон там лежат.
— Я ничего ей не дарил.
— Несессер, — начал перечислять Старик. — Не очень дорогой. Вроде тех, что я продаю внизу. Три-четыре шарфика, довольно милые, — наверное, ты покупал их у Холмса. Шкатулка для драгоценностей.
Черт побери! В холодильнике стояло шесть бутылок пива. Роберт взял одну.
— В жару нет ничего лучше холодного пива.
Роберт пил ровными глотками и молчал. Он сам мне все расскажет, обещал он себе. А я ничего не скажу.
— Она, конечно, очень сердита, — сказал Старик. — Обижена и очень сердита.
Роберт поднял бутылку к свету и внимательно рассматривал желтую жидкость. Погоди, погоди…
— Потому что чувствует себя обманутой. — Удивительно, как тихо умел говорить Старик, когда хотел. Тихо и отчетливо. Роберт невольно весь напрягся, словно вот-вот должно было произойти что-то необычное — обрушатся стены, начнется революция.
— Да, обманутой и преданной, — продолжал Старик. — Узнав, что ты женат.
Эти слова влетели в уши Роберта, загрохотали в его мозгу. Он несколько раз повторил их про себя, потом сказал:
— Но я же не был женат.
— Она видела свидетельство о браке.
Роберт поставил бутылку и сел на край письменного стола.
— Вы, конечно, объясните, — сказал он, — когда сочтете нужным.
— И еще она видела метрики двух твоих детей.
Роберт внимательно разглядывал суставы своих пальцев.
— И сколько же лет моим детям?
— Три и четыре года. Родились в Белл-Ривере, где и ты.
Роберт сказал:
— Вы стараетесь вывести меня из себя.
Старик кивнул. Его тяжелая лысая голова качнулась вверх-вниз на фоне пыльного сияния окна.
— Я сам вспыльчив. И держать себя в руках, вот как ты сейчас, я научился очень не скоро.
— Не уходите в сторону. — Роберт уставился на свои ладони.
— Ты хочешь сказать, что эти документы подделаны?
— Не хочу сказать, а знаю, черт побери.
— Да, конечно, — согласился Старик. — Но отлично подделаны.
Роберт вдруг рассмеялся. Все это неожиданно показалось ему удивительно смешным.
— И дорого они обошлись?
— Недешево, — сказал Старик.
— Ну а теперь объясните, зачем вам это понадобилось.
— Она очень быстро поверила, — сообщил Старик листьям за окном. — Раз она так легко рассердилась, значит, любила тебя не больше, чем ты ее.
Роберт уселся поудобнее.
— Да, меня она об этом спросить не потрудилась.
— Бутлегер… — Старик рассеянно улыбнулся солнечному блеску. — Кто же не знает, что им доверять нельзя.
Роберт откинулся и посмотрел на угол под потолком, затянутый паутиной. Там обитали большие черные пауки.
— Вы отпугнули мою невесту, а я даже не сержусь. Наверное, я свихнулся.
— Нет, — сказал Старик.
— Я ведь серьезно хотел на ней жениться.
— Знаю, — сказал Старик.
Роберт покачивался взад и вперед и думал: но ей все-таки не следовало так сразу отказываться от меня.
Старик больше не смотрел в окно. Он смотрел на Роберта, внимательно его изучая. Очень внимательно. Дюйм за дюймом.
— Что-нибудь не так?
— Все так.
Старик слегка сгорбился. Его сосредоточенный взгляд добрался до рубашки Роберта, скользнул по его плечам.
— Послушайте, — сказал Роберт. — Вы ведь ничего просто так не делаете. Так какого черта вам понадобилось расстраивать мой брак?
— Да, конечно… — Старик все так же задумчиво горбился.
— Так почему?
— А потому, — тихо сказал Старик, — что у меня есть две дочери, и я хочу, чтобы ты был моим зятем.
«Автор объединил несколько произведений под одной обложкой, украсив ее замечательной собственной фотоработой, и дал название всей книге по самому значащему для него — „Соло для одного“. Соло — это что-то отдельно исполненное, а для одного — вероятно, для сына, которому посвящается, или для друга, многолетняя переписка с которым легла в основу задуманного? Может быть, замысел прост. Автор как бы просто взял и опубликовал с небольшими комментариями то, что давно лежало в тумбочке. Помните, у Окуджавы: „Дайте выплеснуть слова, что давно лежат в копилке…“ Но, раскрыв книгу, я понимаю, что Валерий Верхоглядов исполнил свое соло для каждого из многих других читателей, неравнодушных к таинству литературного творчества.
Этот роман о старости. Об оптимизме стариков и об их стремлении как можно дольше задержаться на земле. Содержит нецензурную брань.
Погода во всём мире сошла с ума. То ли потому, что учёные свой коллайдер не в ту сторону закрутили, то ли это злые происки инопланетян, а может, прав сосед Павел, и это просто конец света. А впрочем какая разница, когда у меня на всю историю двенадцать листов дневника и не так уж много шансов выжить.
Старость, в сущности, ничем не отличается от детства: все вокруг лучше тебя знают, что тебе можно и чего нельзя, и всё запрещают. Вот только в детстве кажется, что впереди один долгий и бесконечный праздник, а в старости ты отлично представляешь, что там впереди… и решаешь этот праздник устроить себе самостоятельно. О чем мечтают дети? О Диснейленде? Прекрасно! Едем в Диснейленд. Примерно так рассуждают супруги Джон и Элла. Позади прекрасная жизнь вдвоем длиной в шестьдесят лет. И вот им уже за восемьдесят, и все хорошее осталось в прошлом.
Впервые доктор Грин издал эту книгу сам. Она стала бестселлером без поддержки издателей, получила сотни восторженных отзывов и попала на первые места рейтингов Amazon. Филип Аллен Грин погружает читателя в невидимый эмоциональный ландшафт экстренной медицины. С пронзительной честностью и выразительностью он рассказывает о том, что открывается людям на хрупкой границе между жизнью и смертью, о тревожной памяти врачей, о страхах, о выгорании, о неистребимой надежде на чудо… Приготовьтесь стать глазами и руками доктора Грина в приемном покое маленькой больницы, затерянной в американской провинции.
Франсин Проуз (1947), одна из самых известных американских писательниц, автор более двух десятков книг — романов, сборников рассказов, книг для детей и юношества, эссе, биографий. В романе «Изменившийся человек» Франсин Проуз ищет ответа на один из самых насущных для нашего времени вопросов: что заставляет людей примыкать к неонацистским организациям и что может побудить их порвать с такими движениями. Герой романа Винсент Нолан в трудную минуту жизни примыкает к неонацистам, но, осознав, что их путь ведет в тупик, является в благотворительный фонд «Всемирная вахта братства» и с ходу заявляет, что его цель «Помочь спасать таких людей, как я, чтобы он не стали такими людьми, как я».