Кондор улетает - [34]

Шрифт
Интервал

— Что, например?

— Ну, — сказала она, — я не хочу обидеть вас, Роберт, но, если у нас будут дети и они захотят узнать, чем занимается их отец, как я смогу сказать им, что вы бутлегер?

— Скажете, что я служу в универсальном магазине. Так будет лучше?

— Как я скажу им, что их отец — простой приказчик?

— Ну, скажете, что я бутлегер.

Она вздохнула.

— Может быть, — сказала она, — вы получите повышение.

— Договорились, — сказал он, усмехнувшись. — А где же хваленое мороженое?

В этот вечер он долго не уходил. Они сидели в углу веранды, заслоненные большой плетеной корзиной с папоротником. Роберт заметил, что с той минуты, как он сделал предложение, мать Неллы больше не появлялась. Значит ли это, что он теперь свой? Или они думают, что поймали его в ловушку, что он теперь безвреден? Как бы то ни было, а выходит смешно. История во вкусе Старика. Утром он ему расскажет.

Он тихо покачивался на качелях в мягкой прохладе летнего вечера рядом со своей нареченной и думал о том, что может показаться смешным Старику.

Он расхохотался.

— Что вас так смешит? — Нелла придвинулась к нему совсем близко.

— Да так, пришло в голову.

— А обо мне вы совсем и не думаете?

— Если бы вы знали, что я о вас думаю!

Например, как она ухитрилась сообщить матери?

Откуда та узнала? Какой-нибудь условный сигнал? Так какой? Или мать прячется где-нибудь и подслушивает?

Да, подумал Роберт, Старику будет над чем посмеяться.


Следующие две ночи Роберт развозил очередные партии. Потом он отправился в Хьюстон с чемоданом, набитым аккуратными пачками двадцатидолларовых бумажек. Старик возвращал долг. Роберт передал чемодан человеку, фамилия и адрес которого были записаны у него на листке, пообедал и с первым же поездом вернулся в Новый Орлеан. За все это время он ни разу не вспомнил о Нелле. Но когда за окном замелькали болота и лачуги, с которых начинался город, она овладела его мыслями. Ее тонкая фигура плыла за полуопущенной шторкой, ее лицо отражалось в стекле.

Когда Роберт отпер дверь черного хода и поднялся в контору, было еще рано — под густыми ветками дубов, на которых уже созревали желуди, веяло прохладой.

Старик разговаривал по телефону. Он помахал Роберту рукой и продолжал говорить. Из соседней комнаты высунулся Ламотта и сообщил:

— Тебе вчера пришло письмо, Роберт. Посыльный принес. — Он взял с картотеки белый квадратный конверт. — Наверное, что-то важное. Много поставил? На какую лошадь?

Роберт разорвал конверт. Две строчки без подписи: «Я больше не хочу вас видеть. Никогда».

Старик положил трубку.

— В Хьюстоне все прошло благополучно?

— Выполнил все, как вы приказали.

— Без происшествий?

— Да.

— Ну, так сегодня отдохни. Ты заслужил.

— Хорошо, — сказал Роберт и сунул письмо в карман.

Было без малого восемь. Он отправился прямо к дому Неллы и позвонил. Стоя у двери, он провел рукой по подбородку. В поезде он не побрился, и покрытая щетиной кожа зудела — было уже жарко.

Горничная-негритянка открыла дверь, заморгала при виде Роберта и тотчас ее захлопнула. Он позвонил еще раз, но тщетно. Только в окнах колыхались занавески.

Он съездил домой, побрился, переоделся и вернулся обратно. Мать Неллы стояла на пороге. Голос ее дрожал.

— Если вы не уйдете, я позову мужа. Он вышвырнет вас вон.

Роберт мысленно сравнил себя с ее мужем и усомнился в весомости этой угрозы. Но тут дверь захлопнулась с такой силой, что ручка внутри отлетела — он услышал, как она покатилась по полу.

— Вы тут все с ума посходили! — сказал он филенке. — Что за чертовщина?

Он закурил, сел на качели за корзиной с папоротником и начал потихоньку покачиваться, воображая, что рядом с ним сидит Нелла. Потом пошел к своей машине.

Там он докурил сигарету, все еще чего-то ожидая. Но ничего не произошло. Даже занавески не дрогнули. Он завел мотор, машинально заметил, что бензина маловато, и поехал заправляться.

Это был новенький «студебеккер». Он еще и неделю на нем не ездил. Старик любил часто менять машины. Это затрудняло опознание. Некоторые автомобили регистрировались на его имя, но большинство — на подставных лиц. «Студебеккер» был записан на Роберта. Но суть от этого не меняется, думал он. Машина все равно не моя.

— Полный бак, — сказал он.

— Вот это машина! — заметил заправщик, совсем еще мальчишка. — Новая, а?

Роберт кивнул.

— Протри ветровое стекло, малыш.

— И в ней все есть?

— Да, — сказал Роберт, — в ней все есть.

— Здорово дорогая?

— Да, — сказал Роберт, — здорово дорогая. Но для некоторых деньги ничего не значат.

Шпилька в адрес Старика. Для него-то не значат, думал он. Он же за каждый цент цепляется. Всегда за своим столом, всегда у телефона. И уж если ему что-нибудь нужно, он сотню способов отыщет…

Тут мысли Роберта замерли, и он уставился на протертое до блеска ветровое стекло невидящими глазами.

Наконец мальчик потрогал его за плечо:

— Вы здоровы, мистер?

— Здоров… — Роберт засмеялся. — Малыш, — сказал он, — меня ловко одурачили, вот только не знаю зачем…

На худом прыщавом лице заправщика появилось тревожное выражение. Роберт дал ему на чай два доллара. Когда он отъехал, мальчишка все еще стоял и разглядывал бумажки.

Ну, он постарается их поскорее спустить, подумал Роберт. Решил, наверное, что они фальшивые.


Еще от автора Шерли Энн Грау
Стерегущие дом

Любовь… Это светлое чувство порой таит тревоги и мучения. Но если чувство рождается между мужчиной и женщиной разного цвета кожи, то к мукам любви добавляются непонимание и неприязнь окружающих.


Рекомендуем почитать
Соло для одного

«Автор объединил несколько произведений под одной обложкой, украсив ее замечательной собственной фотоработой, и дал название всей книге по самому значащему для него — „Соло для одного“. Соло — это что-то отдельно исполненное, а для одного — вероятно, для сына, которому посвящается, или для друга, многолетняя переписка с которым легла в основу задуманного? Может быть, замысел прост. Автор как бы просто взял и опубликовал с небольшими комментариями то, что давно лежало в тумбочке. Помните, у Окуджавы: „Дайте выплеснуть слова, что давно лежат в копилке…“ Но, раскрыв книгу, я понимаю, что Валерий Верхоглядов исполнил свое соло для каждого из многих других читателей, неравнодушных к таинству литературного творчества.


Железный старик и Екатерина

Этот роман о старости. Об оптимизме стариков и об их стремлении как можно дольше задержаться на земле. Содержит нецензурную брань.


Двенадцать листов дневника

Погода во всём мире сошла с ума. То ли потому, что учёные свой коллайдер не в ту сторону закрутили, то ли это злые происки инопланетян, а может, прав сосед Павел, и это просто конец света. А впрочем какая разница, когда у меня на всю историю двенадцать листов дневника и не так уж много шансов выжить.


В погоне за праздником

Старость, в сущности, ничем не отличается от детства: все вокруг лучше тебя знают, что тебе можно и чего нельзя, и всё запрещают. Вот только в детстве кажется, что впереди один долгий и бесконечный праздник, а в старости ты отлично представляешь, что там впереди… и решаешь этот праздник устроить себе самостоятельно. О чем мечтают дети? О Диснейленде? Прекрасно! Едем в Диснейленд. Примерно так рассуждают супруги Джон и Элла. Позади прекрасная жизнь вдвоем длиной в шестьдесят лет. И вот им уже за восемьдесят, и все хорошее осталось в прошлом.


Держи его за руку. Истории о жизни, смерти и праве на ошибку в экстренной медицине

Впервые доктор Грин издал эту книгу сам. Она стала бестселлером без поддержки издателей, получила сотни восторженных отзывов и попала на первые места рейтингов Amazon. Филип Аллен Грин погружает читателя в невидимый эмоциональный ландшафт экстренной медицины. С пронзительной честностью и выразительностью он рассказывает о том, что открывается людям на хрупкой границе между жизнью и смертью, о тревожной памяти врачей, о страхах, о выгорании, о неистребимой надежде на чудо… Приготовьтесь стать глазами и руками доктора Грина в приемном покое маленькой больницы, затерянной в американской провинции.


Изменившийся человек

Франсин Проуз (1947), одна из самых известных американских писательниц, автор более двух десятков книг — романов, сборников рассказов, книг для детей и юношества, эссе, биографий. В романе «Изменившийся человек» Франсин Проуз ищет ответа на один из самых насущных для нашего времени вопросов: что заставляет людей примыкать к неонацистским организациям и что может побудить их порвать с такими движениями. Герой романа Винсент Нолан в трудную минуту жизни примыкает к неонацистам, но, осознав, что их путь ведет в тупик, является в благотворительный фонд «Всемирная вахта братства» и с ходу заявляет, что его цель «Помочь спасать таких людей, как я, чтобы он не стали такими людьми, как я».