Концессия - [160]
Сердце мучительно томилось. Похищенная смотрела на него огненными глазами, он не мог выносить этого взгляда.
В самом деле, зачем он сидит с ней в одной комнате? Он выйдет во двор и сядет у дверей.
Отлично сидеть у дверей.
Он сел за порогом, собственной тяжестью охраняя дверь.
Было тихо... да, почти тихо, если не считать треска цикад... Невыносимо трещат! В ушах от них звон...
Тишину прорезал лай, и тогда стало ясно, что стрекотание цикад — пустяшное стрекотание, которое совсем не нарушает ночной тишины. Неприятно, когда лает собака... Приближается собака или не приближается? Кажется, приближается.
В сущности, уже рассветает. Да, ночь кончилась... Вон, в небе, над домами, точно растекается молоко. Ну, а что же там, на бочарном заводе? Этой ночью он должен был сгореть...
Страшный удар в дверь бросил доктора на четвереньки, Хот перепрыгнула через него, лязгнула калитка...
У Чжао-чу испустил протяжный вопль... Неловко подкидывая дородное тело, он мчался по Бородинской улице.
Рассветало. Улицы были пусты. Кое-где дворники пылили метлами.
Девушка бежала по бурой немощеной улице... вот она сверкнула на бугре, вот пропала за углом...
Доктор остановился.
За поворотом скрылась жизнь. Это она, жизнь, сверкнула последний раз в сизой заре...
Вернулся во двор. Притворил калитку... Проклятый китайский запор: с улицы не открыть, а со двора просто — ткнул пальцем, и скоба уже отскочила.
Ни о чем не думая, пошел в лачугу.
Нужно было предупредить Лина, нужно было бежать. У Чжао-чу сел в углу и застыл.
Лин Дун-фын бодрствовал всю ночь. Прекрасное бодрствование, насыщенное энергией, ощущением близкого и благотворного отдохновения после победы.
Он ждал пожарных рожков, звона колокола (в пожаре он не сомневался), стука в дверь: с минуты на минуту должен был прийти Огурец для отчета и последней беседы.
Лин Дун-фыну казалось, что он, наследник сложнейшей цивилизации, естественно непобедим. Но наследник тысячелетней цивилизации не принимал во внимание действия человеческих воль, направленных в одно русло. Не понимал, какая рождается от этого непреоборимая сила, не понимал, что измышления отдельного человеческого ума ломаются, встретясь с ней, так же легко, как и иголка, которую попытались бы воткнуть в сталь.
Утром в дверь постучали. Лин Дун-фын отворил. Он долго не мог понять, что за люди стоят в дверях. И в то время, когда его и почтенного доктора уводили, его больше всего занимал вопрос, как их выследили.
На следующий день в особняк на Бородинской пришел Греховодов, истомленный тревогой, узнать у доктора все подробности, убедиться, что все благополучно, и выкурить успокоительную трубку. От старика-повара он узнал страшные вещи.
Бесшумно выбрался он из ворот и оглянулся. На улицах никого не было. На воротах попрежнему, но теперь явно ложная, висела надпись: «Осторожно! Во дворе злые собаки».
Страх вызвал неодолимую потребность курить. Он побежал в знакомый притончик.
«Выкурю, успокоюсь и сейчас же убегу... в тайгу... В таком состоянии здесь каждый мальчишка обнаружит и поймает».
По соседству с железнодорожной линией — ветхая неподозрительная фанзушка. Греховодов нырнул за забор и через пять минут уже лежал на узенькой цыновке.
Он старался не смотреть вокруг, старался не замечать страшного вида счастливых курильщиков.
Рядом лежал старик. Тело его свела судорога, из оскаленного рта текла желтая густая слюна... Сердце его, взбаламученное ядом, как загнанный конь, делало последние усилия.
Зачем Греховодову смотреть на них и думать, что через четверть часа и он так же скрючит ноги, разинет рот, а потом выйдет на улицу в невыносимом состоянии духовного и физического упадка? Лучше думать о том блаженстве, которое он сейчас испытает.
Не глядя по сторонам, он взял трубку.
Первая затяжка не вкусна. Но постепенно отрадное успокоение охватывает человека, в тягучей истоме немеют руки и ноги. Невероятными, чудовищными цветами расцветает мысль.
Сначала Греховодов увидел яркозеленое развесистое дерево. Оно так велико, что заняло все поле зрения. Его окружает прозрачный синий воздух, а дальше — контуры гор. На ветке странное, что Греховодов затрудняется определить: сидит старушонка и плачет. Сидит на самом конце длинной ветки, седенькая, сморщенная, покачивается, глаза вытирает сморщенным жилистым кулачком. И ветка покачивается, слегка, не очень, как будто уселась на нее лесная пичуга. Старушка плачет, и это не простая старушка, а его мать.
И тоненько, из самой глубины души, встает печаль. Но она не угнетает, легкая и воздушная, как и все кругом.
И вдруг Греховодов отделился от земли. Подгребая то одной рукой, то другой, он уходил в голубую бездну. В нем вставал новый, всемогущий Греховодов. Он все знал, все мог.
Земли не было. Ничего уже не было. Одно бесконечное голубое. Но Греховодов захотел — и вдали проступили пурпурные гряды облаков. Они приближались с головокружительной быстротой, пурпурные с золотыми обрезами. А за ними показались дома, узорные террасы, перекидные галлереи, плоские крыши, мостики, цветочные лужайки.
На крыше стоит женщина темнозолотого оттенка в лазурных шароварах. Такую женщину Греховодов видел в детстве на папиросной коробке. Он подплыл к ней, рассекая радужный воздух. Женщина подняла на него глаза, большие, сверкающие, как сливы, вымытые дождем, и протянула руки...
Роман рассказывает о русско-японской войне 1905 года, о том, что происходило более века назад, когда русские люди воевали в Маньчжурии под начальством генерала Куропаткина и других царских генералов.
Павел Далецкий — автор ряда книг, из которых такие, как «Концессия», «Тахама», «На сопках Маньчжурии», «На краю ночи», широко известны и советскому и зарубежному читателю.Как романист Павел Далецкий любит точный материал, поэтому и в новой своей работе он обратился тоже к точному материалу.«Рассказы о старшем лесничем» — подлинный жизненный материал. Они заинтересуют читателя остротой столкновений честного, преданного своему делу человека с любителями поживиться народным добром, и с карьеристами, примазавшимися к лесному хозяйству, и с людьми, плохо понимающими свои обязанности.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.