Концессия - [15]
— Европейские варвары, — сказал он, — всегда будут для Китая варварами. Русские, англичане, немцы — все равно.
Сей вздрогнул, поднял голову и осмотрел нового собеседника.
— Хитрая политика, — продолжал бедный китаец, — они между собою спорят и втягивают нас.
Несколько человек обернулись и придвинулись к бедному китайцу.
— Разве вы не видите, что русские спорят с французами, англичанами, немцами?.. У них свои вековые причины для споров. Нас это совершенно не касается: Китай живет по-своему. Наша сила — в труде. Мы работаем. Европейцы болтают. Вместо них работают машины. Мы победим всех, потому что мы трудолюбивы. Но что мы видим во Владивостоке? Китайцы бросили молотки, китайцы толкутся по базару, ничего не делают, болтают и слушают болтовню. Берегитесь! Европейцы уже развратили вас: они вам прививают свою болезнь переворотов и неустойчивости. А неустойчивость ведет к уничтожению. В Европе государства падают, как песочные домики. Китай незыблем, потому что в Китае незыблемы законы отцов. Что значат слова «рабочий класс», «буржуазия»? Для Китая они не значат ничего. В Китае знают, что бедняк заслужил свою бедность, а богатый свое богатство. С волей неба шутить нельзя. Кто не слышал имени Сун Ят-сена? — спросил он, оглядывая слушателей.
Легкий гул прошел по толпе. Кто мог не слышать знаменитого имени!
— Я вижу — слышали все, — сказал худощавый китаец. — А скажи мне, — обратился он к Сею, — где приносил республиканец Сун Ят-сен свою клятву на верность республике?
Сей растерялся. Он не знал, где присягал Сун Ят-сен. Мало того, он не мог представить себе, чтобы Сун Ят-сен, этот человек, олицетворявший народ, мог кому-либо присягать.
— Ты, я вижу, мало знаешь, хотя и выступаешь в роли учителя. Сун Ят-сен свою президентскую клятву верности произнес перед гробницами императоров Мингской династии.
— Что ж из этого? — пробормотал Сей.
Худощавый засмеялся.
— Ничего. Кроме одного: он уважал Китай.
Вокруг оратора собралась уже большая толпа, новые проталкивались с трудом.
Цао слушал, раскрыв глаза и рот. Сей встал.
— Очень хорошие речи, — сказал он. — Товарищ хорошо образован. Хорошее образование — очень приятная вещь. Вероятно, товарищ изучал не только Сян Цзы-цзян, но и литературу.
Он волновался, и волнение путало его язык.
Оратор глубже засунул ладони в рукава и смотрел на него прищурившись.
— Зачем произносить в непонятном смысле священное имя? — говорил Сей. — Чтобы набросить тень на носителя священного имени или заронить подозрение в его делах? Я бы хотел знать, почему ты так говоришь?
Бедный китаец пожал плечами.
— Люди говорят тогда, когда у них есть что сказать. Посмотри, подумай — и сам то же скажешь.
— А скажи, где ты работаешь, товарищ?
Тот опять пожал плечами и улыбнулся.
— Глупый вопрос. Неужели ты думаешь, что если я работаю на Первой Речке[7], то мои слова справедливы, а если в Гнилом Углу, то лживы?
Слушатели одобрительно засмеялись. Сей побледнел и взглянул мельком на Цао. Глаза юноши горели. Он, видимо, всей душой участвовал в беседе.
Слушателей становилось все больше. Задние спрашивали у передних, в чем дело.
Бедно одетый китаец заговорил опять. На этот раз голос его был грустен и внушал сочувствие.
— Я еще нигде не работаю... я только что приехал. Китай мучают европейцы. Разве вы не знаете старых историй: самые лучшие порты отняты, по своей земле мы не смеем ходить, нас бьют и сажают в тюрьмы. Как вы можете верить русским? Европейцы, кто бы они ни были, — наши враги.
Цао вспомнил, шанхайские концессии, мосты и проволочные заграждения, скамьи на бульварах, на которые китайцам нельзя сесть, сады, куда воспрещен вход китайцам и собакам.
В этот момент он был вполне согласен с бедным человеком, с его зябко запрятанными руками, на которых тоже, быть может, еще не зажили рубцы, с его худым лицом и ненавидящими глазами.
Сей не знал, что возразить. Он видел, что среди слушателей — не только друзья. Здесь преобладали ремесленники, купцы и мелкие хозяйчики. А разве не всякому известно, что люди плохо понимают то, чего не хотят понять.
— Совсем не так, — сказал он нетвердо, — у нас забастовка... вы это знаете...
— Долой забастовку! — крикнул пожилой мужчина в черной круглой шапке с шишечкой, которая обозначала его ученую степень. — Зачем нам советские глупости?
«Ага!» — пробормотал Сей. Теперь в руках у него было оружие. Он указал длинным тонким пальцем на мужчину и презрительно засмеялся.
— Слушайте его! Долой «советские глупости»! Если ему не нравятся советские порядки, зачем он приехал в Советскую страну? В Китае о забастовке хозяин сейчас же сообщает полиции. Полицейские приходят и расправляются с рабочими. В Советской стране никто не посмеет расправиться с рабочими, вот почему ты кричишь «зачем нам советские глупости».
«Должно быть, толково говорит парень», — подумал Троян, пробираясь в толпе.
Он рассматривал подвижное лицо Сей Чен-вена и не обращал внимания на опасливые и недоброжелательные взгляды людей, одетых в та-пу-ше[8] — длинные черные, серые и синие шелковые халаты — и в шапочки грамотеев. Появилась потребность записать тут же на месте, под свежим впечатлением, все, что он увидел и подметил.
Роман рассказывает о русско-японской войне 1905 года, о том, что происходило более века назад, когда русские люди воевали в Маньчжурии под начальством генерала Куропаткина и других царских генералов.
Павел Далецкий — автор ряда книг, из которых такие, как «Концессия», «Тахама», «На сопках Маньчжурии», «На краю ночи», широко известны и советскому и зарубежному читателю.Как романист Павел Далецкий любит точный материал, поэтому и в новой своей работе он обратился тоже к точному материалу.«Рассказы о старшем лесничем» — подлинный жизненный материал. Они заинтересуют читателя остротой столкновений честного, преданного своему делу человека с любителями поживиться народным добром, и с карьеристами, примазавшимися к лесному хозяйству, и с людьми, плохо понимающими свои обязанности.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.