Концессия - [17]
Господин Яманаси курил душистые толстые папиросы и тихонько разговаривал с Абрамовым о достопримечательностях Японии.
— «Мицу-коси»... за сто двадцать второй участок — десять тысяч, за сто двадцать четвертый — восемь, — звучал голос Горбачева.
Цифры выстраивались блестящей шеренгой на черной доске.
— Фирма «Уда». Новый соревнователь. Впишите, товарищ Яковлев... Так.
Рука вскрыла голубой конвертик, глаза прочли, брови напряглись, плечи дрогнули, голос неожиданно стал высок:
— Фирма «Уда» за те же участки, сто двадцать второй и сто двадцать четвертый, предлагает сто и восемьдесят тысяч.
— Что? Что? Не слышно! — крикнули в зале.
— Сто и восемьдесят тысяч! — повторил Горбачев.
Рука Яковлева вывела на доске «100» и «80».
Захлопали откидные сиденья кресел. Соревнователи вскакивали, вытягивали шеи. Потом стали искать глазами Медзутаки. Он сидел на своем месте и скромно рассматривал ногти.
В какие-нибудь десять минут к «Уда» перешли ценнейшие участки «Мицу-коси».
Яманаси не двигался. Три звука жгли его: «Уда»... «Уда»... Что такое «Уда»? Никогда он не слышал о такой фирме в Японии. Он перебирал в памяти все, сколько-нибудь значительные фирмы. Обман! Он сорвался с кресла, взбежал на сцену.
Горбачев встретил его блуждающие глаза, скосившийся галстук и протянул конверт.
Яманаси увидел сумасшедшие цифры.
— Обман! — закричал он. — Такой японской фирмы нет! О такой фирме в Японии никто не слышал! Обман! Нелойяльно!
Филиппов направил сноп света на его фигуру, и она вырисовалась и стала отчетливо видна в самом отдаленном углу зала со своим галстуком, потерявшим приличную форму, золотой, прыгающей по животу, цепочкой и перламутровыми пуговицами пиджака.
Кресла хлопали: японцы бежали к эстраде. Яманаси говорил с ними на родном языке, протягивая дрожащие руки. Пот катился по его лицу, воротник взмок.
Горбачев взывал к порядку. Он обратился к господину депутату парламента с вопросом, как отнестись к заявлению представителя «Мицу-коси» о том, что «Уда» — не японская фирма.
Господин Самаки встал со своего места, и Яманаси на эстраде замер, не разогнувшись, с растопыренными руками.
— Такая фирма существует в Японии, это японская фирма.
Не попадая шарящей ногой на лесенку, Яманаси спускался вниз. Сотни глаз смотрели на Медзутаки, поднявшегося в это время к президиуму, вынувшего чековую книжку и предложившего немедленно внести задаток.
— Американские деньги, — шептал Яманаси, — позор! Японская фирма на американские деньги!..
ПАСТОР
Главный вход в молитвенный зал Владиво-Хонгази закрыт тяжелым засовом до более счастливых дней. В зал попадают из бокового коридорчика, который ведет на жилую половину Хонгази.
В зале пустынно и свежо. По навощенному полу в обуви не ходят, посетители оставляют ее на пороге и в храм вступают босиком или в белых носочках.
Впрочем и в остальных комнатах такой же порядок. Уличная пыль не допускается японцами в дом.
Середину зала занимает ковер. На ковре — курильницы и тяжелые медные чаши с холодным пеплом. Он лежит синеватый, плотный, издали похожий на незнакомый сплав.
У внутренней стены — золотой дом Будды. Причудливая символика линий, сплетение человеческих рук, ног, листьев и цветов. В центре, в золотом хаосе, лицо Будды в счастливой томительной улыбке. Нельзя сказать: женское это лицо или мужское, ничего на нем не видно, кроме улыбки. По краям алтаря — легкие колокольчики, цветные лампады и тонкие свечи; на высоком блюде — жертвенный рис, горсть конфет и сиреневая кучка пепла от истлевших благовонных трав.
Немного дальше, на краю ковра, пагодообразные лакированные коробки. Здесь — богослужебные книги, толстые, но легкие, напечатанные на рисовой бумаге.
А у стен молитвенного зала — читальня: столики с газетами, журналами, с альбомами открыток и фотографий.
Дверь в зал открывалась редко. Обычно посетители проходили мимо, на жилую половину.
Коридор сталкивался с коридором, коридоры расходились под прямым углом. Над каждой комнатой — карточка с русским печатным текстом:
«Комната пастора».
«Комната помощника пастора».
«Канцелярия церкви».
Эти комнаты были на южную сторону, а налево — на северную: кухня, столовая и комната для общих собрании.
Буддийский священник Ота Какумин, любящий называть себя пастором, сидел в своей комнате.
Ота Какумин — старый, опытный пастор. Он давно в России, почти тридцать лет. Он много путешествовал по ней и написал о ней книгу.
Сухое смуглое лицо, большие американские очки в роговой оправе — не потому, что Ота плохо видел, но потому, что он чувствовал себя неизмеримо значительнее под блестящими холодными стеклами.
Такие же очки носил его молодой помощник Якимото. Но он, действительно, испортил глаза над толстыми шелковыми фолиантами древности и над новыми книгами, тонкими, маленькими и бумажными.
Комната пастора вся заставлена вещами.
Пол покрыт цыновками, под ними — войлок, поэтому на полу тепло, как на диване. У стен — шкафы с книгами. Книги разного содержания и на разных языках. Впрочем, Ота не знал этих языков.
Книги собирались по механике, географии, астрономии, но преобладали беллетристические. Странно непривычно выглядели лица Достоевского, Толстого, Андреева на страницах с иероглифами.
Роман рассказывает о русско-японской войне 1905 года, о том, что происходило более века назад, когда русские люди воевали в Маньчжурии под начальством генерала Куропаткина и других царских генералов.
Павел Далецкий — автор ряда книг, из которых такие, как «Концессия», «Тахама», «На сопках Маньчжурии», «На краю ночи», широко известны и советскому и зарубежному читателю.Как романист Павел Далецкий любит точный материал, поэтому и в новой своей работе он обратился тоже к точному материалу.«Рассказы о старшем лесничем» — подлинный жизненный материал. Они заинтересуют читателя остротой столкновений честного, преданного своему делу человека с любителями поживиться народным добром, и с карьеристами, примазавшимися к лесному хозяйству, и с людьми, плохо понимающими свои обязанности.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.