Конан и слепая богиня - [33]

Киммериец выпустил старика, который бессильно рухнул к его ногам и ударился головой о полированный деревянный пол. Задув масляную лампу, Конан осторожно подошёл к окну. Да, он не ошибся. В двухстах метрах от здания он заметил блеснувший в ярком свете месяца металл оружия. Псы, стерегущие ночью здание, подрёмывали в загонах на заднем дворе. Комедианты были единственными гостями, которые могли позволить себе заночевать в дорогой таверне. Получается, внезапное нападение направлено против них. И владелец таверны должен был об этом знать.

Конан не колебался. Как тень он пересёк комнату, всунул в рот заспанному мужчине кляп из полотенца и привязал его к лавке, прежде чем тот смог проснуться.

— Таурус, вставай! — зашипел варвар. — Убираемся отсюда!

— Кто? Почему? Что стряслось? — Балаганщик тщетно пытался избавить гудящую голову от остатков сна и похмелья.

— Посмотри в окно! И буди остальных! Живее! — и, больше не мешкая, варвар побежал наверх — туда, где спали женщины.

— Митанни! Антара! Каринна!

Его неожиданное вторжение в дамскую спальню первоначально встретили чуть ли не с нежностью. Но только до того момента, пока комнату не наполнил удушливый запах вина и самогона, который киммериец вливал себе в глотку.

— Свинья! — зашипела Антара.

Впервые Карина была с ней согласна.

— Нападение! Быстрее одевайтесь! Удёрем чёрным ходом! — выкрикнул Конан, радуясь, что так легко вывернулся из очень деликатной ситуации.

Подскочив к Митанни, он швырнул её одежду в сумку, помог ей надеть обувь и завернул в плащ, одновременно с этим краешком глаза заметив матовый блеск нежной кожи Антары.

Актерский опыт быстро менять костюмы теперь оказался бесценен. Едва ли не за меньшее время, чем затрачивал благочестивый жрец на вознесение своей утренней молитвы Митре, комедианты оделись и теперь стояли у двери в кухню, заспанные, с трещащими головами, но готовые исчезнуть, не задавая никаких вопросов. Они уже научились доверять инстинкту варвара.

Им повезло. Те, кто хотел на них напасть и ограбить, по-видимому, поджидали, когда все уснут. Двор был по-прежнему пуст. Они обползли сарай и конюшню, большую кучу навоза за домом и оказались в двух саженях от высокой стены, отделяющей дорогую часть гостиницы от более дешёвых комнат. Перелезть её было несложно, и они сделали это быстро и без усилий.

Они не отошли и на четверть мили, когда в таверне разгорелся свет и раздались сердитые выкрики. Дальше они помчались бегом.

— Как же наши кони? А бричка? Костюмы, реквизит… — протестовал немного запыхавшийся Хикмет.

— Вернёмся за ними позже, — мрачно провозгласил Конан. — Необходимо ещё побеседовать с трактирщиком. Но всё не так уж и плохо, — вдруг добавил удовлетворённо. — Ведь мы смылись, не заплатив!

Без коней и большинства вещей, но живые и избавившиеся от похмелья, комедианты растворились в серых тенях наступающего утра.

Глава 8

— Ты хорошо понял? — острый стальной серый коготь, добрых три пальца длиной, нетерпеливо постучал по полированной каменной облицовке камина.

Последние лучи заходящего солнца прошмыгнули узкими окнами в сводчатые переплетающиеся изгибы арок, сужающихся наружу как узкие бойницы, погладили запылённые и потрепанные охотничьи трофеи и тускло блеснули на потрескавшихся ветхих бронзовых щитах.

— Достаньте мне Харама. Он уполз и по-прежнему скрывается в том своём логове, и кто знает, что он там творит. И ту бабу-старуху — как её зовут? — не хочу больше в городе встречать. Ей давным-давно пора сдохнуть, путается под ногами.

Верзила грубоватого обличия, опираясь костяшками пальцев на давно почерневший дубовый стол, беспокойно заёрзал. Большинство обывателей Кармайры предпочитали обходить стороной эту часть города. Здесь, в мрачном, большом и неубранном зале крепости, он чувствовал себя потерянным, как трёхлетнее дитя в лесу. Он ощущал, как нечеловеческие когти через одинаковые промежутки времени погружаются в мозг, словно раскалённые гвозди. Властителя Топраккале он боялся — и ненавидел его за этот страх. А тут фигура в чёрном, чьё лицо было скрыто капюшоном, подступила ещё ближе к нему.

— Понимаешь? — заскрипел повелительный голос из-за чёрного шелка.

Варьян неуверенно кивнул отяжелевшей головой и набрал воздуха для ответа.

— Тогда можешь идти, — отрезал владыка крепости.

Верзила не был уверен, прозвучали ли эти слова в зале или же только в его голове. С нескрываемым облегчением он метнулся во двор. Свежий ветерок, дующий с озера, его немножечко успокоил. Он поспешно миновал барбакан и остановился только на мосту. Солнце наполовину затонуло за горизонтом, окрашивая тёмно-фиолетовые воды кровью. Самый старший из братьев Янис сердито ругнулся и злобно плюнул в беспокойные волны. Ощущение унижения прожгло до нутра, и его ярость была темнее, чем глубины вод.

Нар-Дост издали уловил его бессильную злобу и удовлетворённо ухмыльнулся: «Все трусы со всего света одинаковы. Перед теми, кто сильнее их, они ползают по земле, чтобы потом безжалостнее сорвать злость на беззащитных».

Он довольно вытянул пальцы. Серебристые чешуйки тускло блеснули. На днях, когда на него в лесу напал оглодавший волк-одиночка, приятно удивило то, насколько эффективным оружием являются его когти. Он рассёк горло волку так же гладко, как нож разрезает перезрелую дыню. Нар-Дост был очарован собственной силой и захлёбывался кипящей кровью всё ещё живого зверя. Одурманенный её запахом, он впился ртом в мягкую трепещущую рану и возрадовался, потому что впервые за истёкшие годы наконец осознал глубину и силу своего преобразования. И тем вечером ему больше не понадобилось лекарство для уменьшения боли. Он до смерти устал, но упал на кровать неимоверно довольный, и в его грёзах, полностью удовлетворённый собственной силой, которая не требует ни человеческого разума, ни могущественных колдовских заклинаний, бродил по тропинкам зверей и хищников.