Конан и райская яблоня - [26]

Конан прислушался к себе. Боль действительно ушла, легкое жжение не в счет. Но что-то подсказывало, что не стоит торопиться и снимать тугую холщевую повязку на бедрах — все равно ничего хорошего он под ней не обнаружит. Слишком уж спокойно вела себя девушка — так не ведут себя здешние женщины в присутствии мужчины. Даже служанки. А эта, если судить по количеству украшений и явно очень дорогой одежде, служанкою являлась вряд ли. Ну, разве что купцу от чрезмерного богатства совсем крышу снесло и набрал он прислугу из потомственных аристократочек королевской крови. Но сейчас было кое-что, интересовавшее Конана куда больше вероятного статуса незнакомки в этом доме вместе со всей ее родословной.

— Где мой… хм?.. голос поддавался с трудом, но она поняла.

— Пояс? Вот он! Я подшила завязочки, они почти оторвались…

Конан ощупал пояс, оценивая потери. Нож, конечно же, отобрали. А вот все остальное, похоже, опасным или ценным не посчитали. Зря, между прочим…

— Долго… я… м-м?

Голос звучал хрипло, слова приходилось проталкивать сквозь шершавое горло с огромным трудом. Конан откашлялся, намереваясь повторить вопрос более членораздельно. Но девушка поняла и так.

— Долго. Почти весь день. Сейчас вечер уже, солнце скоро сядет. Я очень старалась, но у тебя была сильная лихорадка. Ее же не так просто убрать, как боль, понимаешь?

— Ага…

Вообще-то, Конан просто прочищал горло. Но получилось как-то очень уж многозначительно.

Девушка, во всяком случае, явно поняла это междометие как-то по-своему. И явно в не слишком одобрительном ключе. Она слегка смутилась, моргнула жалобно и стала выглядеть еще более виноватой. Показалось даже, что она готова заплакать.

— Извини. Исправлять такое я не умею… так, сделала, что смогла. Убрала лихорадку, рану вот зарастила… это нетрудно! Шрам какое-то время будет сильно болеть, но это неправильная боль, там болеть уже нечему, просто так всегда бывает… понимаешь, когда отрезают руку или ногу… ну, или там еще что-нибудь… они потом еще долго продолжают болеть, словно их вовсе и не отрезали… Это неправильная боль…

И замолчала, шмыгнув носом.

— Ты — колдунья?

Девушка поморщилась и вся как-то съежилась. Отвела в сторону взгляд. Вид у нее сделался совсем жалкий.

— Немного. — похоже, собственные умения никакой особой радости ей не доставляли и предметом гордости вовсе не были. — Так, если залечить что-то… или вот боль снять.

Понятно.

Узкая специализация.

Действительно, гордиться особо нечем. Среди природных деревенских ворожеек подобный дар встречается сплошь и рядом. Это тебе не профессиональный колдун или даже маг, грамотно обученный и натасканный по всем премудростям книжных наук. Простая необученная девчонка, хоть и с полезным в хозяйстве природным даром целительства. Разве что сильная — не всякой ворожейке под силу так быстро и качественно снять ТАКУЮ боль и полностью залечить свежую рану буквально за несколько часов. Попади эта девочка в жены опытному и умному воину — цены б ей не было. А в гареме оседлого купца ее талант никому не нужен и даже смешон. Кого ей тут лечить? Других наложниц, расцарапавших из ревности друг другу мордашки? Или самого ненаглядного мужа и повелителя — от похмельных мук и мужского бессилия?..

Смешно.

— Спасибо.

Девушка пожала плечом. Странно, но она не выглядела обрадованной представившейся возможностью во всей мощи проявить свое дарование. Даже просто довольной проделанной работой она и то не выглядела.

— Не за что.

Помолчала. Вздохнула. Сказала, не поднимая глаз, но очень решительно:

— Это было самое малое, что я могла… Это ведь я виновата. Если бы я не закричала тогда, ну, когда ты на меня наступил… ничего бы не случилось. Тебя бы просто не схватили, если бы я не закричала. Как дура.

После этих слов она подняла глаза и уставилась на Конана чуть ли не с вызовом.

Конан моргнул.

Он явственно понимал, что от него ждут какой-то конкретной реакции, но никак не мог сообразить — какой именно. И очень-очень боялся сказать или сделать что-нибудь не то — девушка, вроде, была неплохой, да и иметь на своей стороне хорошую ворожейку было бы на данный момент совсем не лишним. Девушка тоже молчала, глядя тревожно и пристально. Поняв, что обоюдное молчание затягивается и наполняется многозначительным смыслом, по сути своей, пожалуй, не менее оскорбительным, чем любой, пусть даже и самый неверный ответ, Конан выдавил неуверенно:

— Ну… бывает… — И постарался улыбнуться самой очаровательной улыбочкой из арсенала трехсотлетнего мажонка.

Улыбочка вышла так себе — он совсем забыл про разбитые губы и выбитую в пылу ночной схватки пару зубов. Девушка нахмурилась. Спросила с жадным любопытством и недоверием:

— Ты что, действительно не хочешь меня убить? Совсем-совсем?

На это Конан мог ответить уже безбоязненно. И даже, пожалуй, с долей праведного негодования.

— Нет.

Не объяснять же этой малолетней глупышке, что он вообще не бьет женщин. Даже если они очень противные — и то не бьет. А тем более, если они такие молоденькие и хорошие… хм… ворожейки.

— И ты что — даже не будешь кричать, что обязательно убьешь меня — когда-нибудь потом, когда будешь лучше себя чувствовать? Совсем-совсем?