Компьютерра PDA N110 (07.05.2011-13.05.2011) - [10]

Колонка Ваннаха: Экстрактивная экономика

Автор: Ваннах Михаил

Опубликовано 11 мая 2011 года

Ну вот. В очередной раз предстоит покорёжить русский язык парой варваризмов. Но без этого объяснить предмет новой книги пары новоанглийских профессоров довольно затруднительно. Причём книга эта выйдет в твёрдом переплёте лишь в 2012 году, а познакомиться с её содержанием можно уже сейчас.

Итак, профессор Джеймс Робинсон (James Robinson) из Гарварда и профессор Дарон Эйсемоглу (Daron Acemoglu) из Массачусетского технологического. Оба работают на стыке политических и экономических наук. И книга их, часть материалов которой была любезно предоставлена МТИ в конце апреля 2011 года, в виде доклада профессора Эйсемоглу "Почему нации терпят неудачу" (Why Nations Fail).

Доклад этот основывается на будущей книге Робинсона и Эйсемоглу "Почему нации терпят неудачу: Происхождение власти, процветания и бедности" (Why Nations Fail: The Origins of Power, Prosperity and Poverty). Предмет книги – попытка объяснить, почему Европа и Северная Америка намного богаче, нежели Америка Латинская, Азия и Африка.

Вот график ВНП на душу населения в Западной Европе, в порождённых ею государствах (Western Offshoots), а также в Азии, Африке, Латинской Америке

Латинскую Америку, с её благодатным климатом, многочисленным населением и богатствами, накопленными империями майя и инков, грабить и колонизировать начали раньше, чем Америку Северную. И до середины восемнадцатого столетия она была богаче сурового (относительно Бразилии сурового, не относительно наших мест) края трапперов, фермеров и китобоев.

Убедиться в этом может каждый, кто взглянет на роскошные соборы и дворцы колониального периода. Ну а в молельных домах Новой Англии тогда "не было ни внутреннего отопления, ни освещения. Осенью и зимой под крышами завывал ветер, прихожан пронизывал проникавший через щели сквозняк", – так писал историк Дэниел Бурстин. "…Пастырь произносит свою проповедь в будничном облачении, а паства стекается в храм в том же платье, в котором предавалась трудам дневным", - свидетельствовал богослов семнадцатого века Томас Хукер в "Обзоре церковного устава" за 1648 год. А вот потом гринго начали стремительно богатеть.

Да, скажем честно. Мечтой каждого доброго протестанта во все времена было пойти на флотскую службу, дабы однажды повстречать в океане ведомый добрыми католиками галеон с серебром, а то и с золотом. Но всё же больше конвоев с драгоценностями доходило до Испании, чем попадало в руки морских ястребов. Так что причина была в чём-то ином. И вот для её объяснения Робинсон и Эйсемоглу привлекают два термина, которые придётся заимствовать.

Первый из них – extractive. Американо-Оксфордский словарь определяет его – в том значении, которое нам интересно, – как интенсивную добычу природных ископаемых без осуществления каких-либо инноваций.

Второе слово – inclusive. В том значении, которое выработано англосаксами в ходе битв за политкорректность; так, например, гендерно-инклюзивный язык - это совокупность языковых единиц без сексистских коннотаций. То есть вовлекающий в процесс всех, без различий.

Для экстрактивных экономических институтов характерен недостаток закона и порядка. В них не обеспечиваются права собственности. В экстрактивных экономиках высоки барьеры для вхождения в бизнес; рынки в них зарегулированы. Экстрактивным экономикам соответствуют экстрактивные политические институты, в которых власть концентрируется в руках немногих, преимущественно обладающих собственностью. Причём власть эта смахивает на власть абсолютных монархов Старой Европы – она не ограничена системой сдержек и противовесов, она выводит обладателя власти за пределы правового поля, любой поступок его – законен.

Ну а в инклюзивных экономиках – права собственности защищаются. Функционирование рынка поддерживается и регулируется государственными институтами. Открытие новых бизнесов упрощено, но понуждения к исполнению контрактов – сильны. Важной чертой инклюзивных экономик господа профессора считают доступ большинства населения стран к образованию и различным видам деятельности. Власть в инклюзивных политических институтах распределена, ограничивается разделением её ветвей; системой сдержек и противовесов.

Политические и экономические институции, по Робинсону-Эйсемоглу, действуют синергически, с положительной обратной связью. Экстрактивная экономика, с её концентрацией богатств в руках олигархов, усиливает экстрактивную политическую систему, с её олигархической системой власти. Те же, кто получил в свои руки ничем не ограниченную власть, быстро сумеют добавить к ней богатство – богатенькие буратино не имеют же механизмов для защиты своей собственности. Распределение власти приводит к ограничению деятельности олигархически-монополистического капитала и формированию свободного рынка.

Но вот в чём беда: в большей части истории человечества социальные институты были экстрактивными. Эйсемоглу цитирует историка сэра Мозеса Израэля Финли (1912-1986, автора классической "Античной экономики"), утверждавшего, что "в контексте универсальной истории свободный труд, оплачиваемый труд есть исключение". Египет, Греция, Рим, государства Азии, доколумбовой Америки – они поднимались на принудительном труде рабов и крепостных. То же было и на Юге США, и в России до 60-х годов позапрошлого века (всего лишь полтораста лет назад).