Компромисс между жизнью и смертью. Сергей Довлатов в Таллине и другие встречи - [72]

Шрифт
Интервал

Однажды они гуляли по Ленинграду, зашли в кафе на берегу Невы, выпили немножко, смеялись, были наполнены друг другом и беззаботны. Мила спросила: «А что тебе нужно для полного счастья?» Володя ответил: «Шарф, перчатки и берет». Так он представлял себе идеальный вид настоящего художника…

Мила погибла при эвакуации из Ленинграда, Володя очень долго ее помнил, тосковал, любил о ней рассказывать…

Сам он во время войны был связан со студией Грекова – оттуда художников отправляли на фронт, они рисовали, возвращались в Москву, оставляли свои работы, альбомы, что-то заканчивали, доводили и опять возвращались на фронт.

Во время взятия Берлина, когда еще шли бои, Володя рисовал на улицах. Однажды за его спиной остановились двое немцев, и он услышал: «Что это за странный русский? Не воюет, а рисует!» А Володя знал немецкий, повернулся и спросил: «А вы кто?» Оказалось, что один из немцев – Балцер – художник. Они разговорились, Володя поделился с ним хлебом, выкурили самокрутку. Эта мимолетная встреча имела долгое продолжение – они встретились после войны на одном из приемов в Москве, Балцер бывал у нас в гостях. Но и это еще не все. В 1966 году Дрезденская галерея купила у Володи графическую серию работ о войне.

Они запоминались прежде всего потому, что батальные сцены в них не заслоняли красоту городов. Война на его фронтовых рисунках никогда не побеждала созданное людьми в мирное время.

Володя отказался от денег, просто подарил свои работы галерее, и тогда скрупулезные немцы пригласили его на открытие выставки. Нас принимал министр культуры Германии, у нас была персональная машина, газеты пестрели заголовками: «Владимир Богаткин и его белокурая жена», хотя фотографии тогда были черно-белые, снимали в основном вечером со вспышкой, и то, что я натуральная блондинка, никак не отражалось в печати. Мы объехали множество городов, и везде рисовали, и конечно встретились с Балцером и другими художниками. Наша совместная с Володей выставка открылась сначала в Москве, а потом целый год ездила по городам Германии.

Нас опять туда приглашали, но власти сочли это излишним.

– Мы отошли от главной линии сюжета. Раз висел портрет Милы, значит, Володя все-таки не до конца верил в ее гибель.

– Наоборот, он был уверен, что ее нет в живых. Это была память о прошлом, поэтому он и мне о ней рассказывал.

– И вдруг…

– Наш дом в Лялином переулке перестроили. Квартира была на седьмом этаже, мы ее называли седьмым небом. И вот в конце пятидесятых мы получаем на седьмое небо посылку на Володино имя из Лондона. Открываем: там шарф, перчатки и черный художнический берет. Мы были потрясены. И не только мы – многие наши друзья знали эту историю. Кто-то пошутил: «Посмотрите на Богаткина – вот человек, достигший полного счастья!»

Оказалось, что Мила не погибла во время бомбежки, она уцелела, была угнана в Германию, попала в лагерь, лагерь освободили англичане, один английский офицер влюбился в нее, она вышла за него замуж, уехала в Англию. И неустанно пыталась разыскать Володю, в чем ей помогли родственники художника Осмеркина, связанные и с ней родственными узами.

Она сделала блестящую карьеру – десять лет была художником в королевской семье, ее кисти принадлежит, например, портрет трехлетнего принца Чарльза. Рассталась с первым мужем, вышла замуж за пробкового плантатора из Португалии, но и с ним не была счастлива…

– Ты боялась, что они встретятся? Препятствовала? Уговаривала? Положилась на судьбу?

– Володя хотел встретиться с Милой, слетать в Англию, но его не пускали. Потом в Праге открылась выставка его работ, и туда ему поехать разрешили. Позвонил Миле, она прилетела к нему.

Вернулся сам не свой. Им обоим было тяжело. Но я не выясняла отношения, не попрекала, а, напротив, попыталась пережить все это вместе с ним. И через несколько месяцев жизнь вернулась в прежнюю колею. Они переписывались, но письма становились все спокойней и спокойней.

Мне кажется, мы были счастливы. Очень много путешествовали. Я с самого детства мечтала о путешествиях, хотя была страшная трусиха. Боялась остаться одна в комнате, боялась темноты, стеснялась прочесть стихотворение, чтобы получить подарок от Деда Мороза. Но странствовать хотелось всегда. Я прекрасно ездила на велосипеде, особенно любила поездки под дождем, когда природа столь прекрасна, и остро пахнет мокрыми березами, и все в пелене, и только по запахам узнаешь предметы… И Володя полюбил велосипедные прогулки…

А когда в 51-м родился наш старший сын Владимир, Володя сказал, что одновременно мы родили и девочку – «Победу», на которой объездили весь Советский Союз. Мы ездили по разбитым, невероятным дорогам, но зато нам встречались очень интересные люди и потрясающие пейзажи. Володя очень любил Крым, Кавказ; мы везде рисовали, потом стали знакомить с любимыми местами своих сыновей.

Привезли как-то Владимира и Георга в Крым, целый день показывали им красоты, уложили спать, а утром спрашиваем: «Ну, что вам больше всего запомнилось?» Мальчики ответили: «Мама, кошка, которую ты вчера выставила за дверь, ночью залезла к нам в окно и спала вместе с нами!» Потом из одного вышел оператор, а из второго художник, так что наши поездки все-таки как-то на них повлияли…


Еще от автора Елена Григорьевна Скульская

Мраморный лебедь

В «Мраморном лебеде» причудливо переплетаются три линии. Первая – послевоенное детство, мучительные отношения в семье, молодость, связанная с карикатурно-мрачным Тартуским филфаком, где правит Ю. М. Лотман, рассказ о дружбе с Довлатовым и другими… Вторая линия – сюрреалистические новеллы, родившиеся из реальных событий. И третья – особый взгляд на те великие произведения литературы, которые более всего повлияли на автора. Всё вместе – портрет эпохи и одновременно – портрет писателя, чья жизнь неизбежно строится по законам его творчества.


Наши мамы покупали вещи, чтобы не было войны

Роман «Наши мамы покупали вещи, чтобы не было войны» — детектив, скорее даже триллер, где смерть стоит на пути почти всех героев. Толчком к кровавым событиям становится выход романа малоизвестного писателя «Наши мамы покупали вещи, чтобы не было войны». Роман лежит без движения в магазинах целый год, и вдруг его покупают восемь читателей. Есть ли между ними какая-то связь? Что их заставило сделать эту покупку? Писатель, страдающий всю жизнь от непонимания и всем пожертвовавший литературе, решает разыскать восьмерых покупателей его книги и, возможно, почитателей его таланта.


Рекомендуем почитать
В.Грабин и мастера пушечного дела

Книга повествует о «мастерах пушечного дела», которые вместе с прославленным конструктором В. Г. Грабиным сломали вековые устои артиллерийского производства и в сложнейших условиях Великой Отечественной войны наладили массовый выпуск первоклассных полевых, танковых и противотанковых орудий. Автор летописи более 45 лет работал и дружил с генералом В. Г. Грабиным, был свидетелем его творческих поисков, участвовал в создании оружия Победы на оборонных заводах города Горького и в Центральном артиллерийском КБ подмосковного Калининграда (ныне город Королев). Книга рассчитана на массового читателя. Издательство «Патриот», а также дети и внуки автора книги А. П. Худякова выражают глубокую признательность за активное участие и финансовую помощь в издании книги главе города Королева А. Ф. Морозенко, городскому комитету по культуре, генеральному директору ОАО «Газком» Н. Н. Севастьянову, президенту фонда социальной защиты «Королевские ветераны» А. В. Богданову и генеральному директору ГНПЦ «Звезда-Стрела» С. П. Яковлеву. © А. П. Худяков, 1999 © А. А. Митрофанов (переплет), 1999 © Издательство Патриот, 1999.


«Еврейское слово»: колонки

Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.


Градостроители

"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.


Воспоминание об эвакуации во время Второй мировой войны

В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.


Старорежимный чиновник. Из личных воспоминаний от школы до эмиграции. 1874-1920 гг.

Мемуары Владимира Федоровича Романова представляют собой счастливый пример воспоминаний деятеля из «второго эшелона» государственной элиты Российской империи рубежа XIX–XX вв. Воздерживаясь от пафоса и полемичности, свойственных воспоминаниям крупных государственных деятелей (С. Ю. Витте, В. Н. Коковцова, П. Н. Милюкова и др.), автор подробно, объективно и не без литературного таланта описывает события, современником и очевидцем которых он был на протяжении почти полувека, с 1874 по 1920 г., во время учебы в гимназии и университете в Киеве, службы в центральных учреждениях Министерства внутренних дел, ведомств путей сообщения и землеустройства в Петербурге, работы в Красном Кресте в Первую мировую войну, пребывания на Украине во время Гражданской войны до отъезда в эмиграцию.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.