Компромисс между жизнью и смертью. Сергей Довлатов в Таллине и другие встречи - [71]

Шрифт
Интервал

– Да я знаю, что ты знаменитость, но ты обещала рассказать о другом!

– Не перебивай, я как раз приближаюсь к самому главному. Так вот: мне предложили в Союзе путевку в Дом творчества художников в Дзинтари. Для меня все это было в диковинку: бесплатная поездка, Дом творчества. Я срочно стала шить себе новое красивое платье. Мама болела, и это задержало мой отъезд, а моя подруга поехала к сроку и написала мне, что Дзинтари – чудесное место и в доме прекрасные условия, но страшная скука, поскольку вокруг одни старики, а единственный молодой и красивый художник приехал со своей мамой – знаменитой актрисой, к ним не подступиться; он заносчив и холоден, ни на кого не обращает внимания…

Я не придала значения этой строчке письма, никакого дыхания судьбы не ощутила, но стоило мне приехать в Ригу, добраться в Дзинтари, как первый человек, который мне там встретился – как в сказке, – был именно он!

Подруга нас познакомила, он пожал мне руку, и впервые в жизни я почувствовала особенное тепло, исходящее от другой руки. Его первое рукопожатие я запомнила навсегда. Он ушел рисовать, а подруга зашептала, что, мол, это он и есть, тот самый неприступный.

Дальше: так как я опоздала, меня посадили в столовой не с подругой, а на свободное место. И это место оказалось рядом с ним! Его мама захворала, и меня временно посадили за стол вместо нее. А надо сказать, что в те времена я страшно смущалась при посторонних и ужасно краснела. Просто как рак. Прихожу утром на завтрак, все на меня смотрят, он сидит рядом, на тарелке – вареные яйца, и, вместо того чтобы сказать что-нибудь умное, я беру яйцо и говорю: «Давайте стукнемся!» Он тоже берет яйцо, стукаемся, оказывается, яйца не крутые, а всмятку, и его костюм – весь в яйце. Он встает, извиняется: ему придется отлучиться, чтобы привести себя в порядок, возвращается, видит, что я уже не красная, а синяя, хочет меня утешить, предлагает кофе, берет кофейник, и чашка, наполненная до краев, опрокидывается на мое новое парадное платье.

– И вы оба поняли, что это любовь?!

– О, до любви еще было далеко! Мама Володи Богаткина выздоровела, и я ей очень понравилась. Она велела ему встречаться со мной, а не с теми сомнительными актрисками, с которыми он проводил время. Володя заходил за мной и моей подругой утром, чинно вел нас на пляж мимо окон мамы, а потом бросал нас и устремлялся к своим приятельницам.

Правда, однажды мы компанией поехали кататься на лодке; мы с Володей были отличными пловцами, прыгнули в воду и поплыли. А остальные решили над нами подшутить и оставили одних. Мы плавали, плавали, а потом в одних пляжных костюмах вышли на берег и стали ждать возвращения лодки. Вокруг – ни души. Володя потом говорил: «Я думал: обнять, что ли, девушку, поцеловать?» А я думала: «Только пусть попробует!»

Потом мы переписывались, и Володя с приятелем собрался в Таллин. Они должны были остановиться у моей подруги, но так получилось, что поселились у нас в доме. Мы много гуляли, фотографировались. В Москве он показывал фотографии друзьям, и те стали его расспрашивать: у тебя роман с этой красоткой? И изумлялись его отрицательному ответу. Тут-то он и призадумался. А потом я приехала в Москву, жила у них в Лялином переулке в удивительной двухэтажной квартире, о которой речь впереди.

Начался роман, состоящий из переписки и телефонных звонков. И вот мы снова гуляем по Москве, и он делает мне предложение. Но делает его в таких изысканных выражениях, а я еще так слабо владею русским, что, ничего толком не поняв, отвечаю: «Как хотите, как хотите!» Мы были на «вы». Тогда он меня впервые поцеловал…

– Вы поженились, но он не переехал в Таллин, а ты не перебралась в Москву…

– Да, но мы постоянно ездили друг к другу, летали. Я очень полюбила их московский дом.

Володина мама Ксения Георгиевна Семенова, профессор Щукинского училища, бывшая актриса Вахтанговского театра, была из княжеского рода Маминых, и в доме хранилось несколько реликвий стародавних времен. С отцом Володи – Валерьяном Богаткиным – богемным вертопрахом, тоже когда-то игравшим в Вахтанговском, она рассталась. Володя вспоминал, что отец так лениво относился к профессии, что мог для эпизодического выхода загримировать только ту часть лица, которая была обращена к зрителю.

Ксения Георгиевна болела, не выходила из дома, но ученики и друзья приходили к ней (она вела дома занятия по сценречи, принимала экзамены); мы познакомились и подружились с Пляттом и Марецкой, Улановой и Завадским, Раневской и Ульяновым, бывали непременно на всех спектаклях в Большом, Вахтанговском, Театре Советской армии, для которого Володя делал декорации.

Каждый год, всю жизнь, мы непременно приезжали на место нашей первой встречи в Дзинтари, потом возили туда своих сыновей…

Впервые вместе рисовать мы начали во время свадебного путешествия по Волге – плыли на медленном пароходике, показанном в фильме «Волга-Волга», он такой тихоходный, что очень удобно было рисовать, сидя на палубе.

– Тут по сценарию должен быть крутой поворот…

– Не торопи меня. На первом этаже квартиры в Лялином переулке висел фотопортрет очень красивой девушки. Я никак не решалась спросить, кто она. Ждала, что Володя когда-нибудь мне расскажет. И однажды он рассказал. На портрете была его первая любовь – Мила Джованни, итальянка по отцу, русская по матери. Мила и Володя познакомились, когда им было по шестнадцать лет. Они победили на конкурсе юных талантов – из ста претендентов выбрали их двоих и определили в школу для одаренных детей при Художественной академии, где они потом и продолжили учебу.


Еще от автора Елена Григорьевна Скульская

Мраморный лебедь

В «Мраморном лебеде» причудливо переплетаются три линии. Первая – послевоенное детство, мучительные отношения в семье, молодость, связанная с карикатурно-мрачным Тартуским филфаком, где правит Ю. М. Лотман, рассказ о дружбе с Довлатовым и другими… Вторая линия – сюрреалистические новеллы, родившиеся из реальных событий. И третья – особый взгляд на те великие произведения литературы, которые более всего повлияли на автора. Всё вместе – портрет эпохи и одновременно – портрет писателя, чья жизнь неизбежно строится по законам его творчества.


Наши мамы покупали вещи, чтобы не было войны

Роман «Наши мамы покупали вещи, чтобы не было войны» — детектив, скорее даже триллер, где смерть стоит на пути почти всех героев. Толчком к кровавым событиям становится выход романа малоизвестного писателя «Наши мамы покупали вещи, чтобы не было войны». Роман лежит без движения в магазинах целый год, и вдруг его покупают восемь читателей. Есть ли между ними какая-то связь? Что их заставило сделать эту покупку? Писатель, страдающий всю жизнь от непонимания и всем пожертвовавший литературе, решает разыскать восьмерых покупателей его книги и, возможно, почитателей его таланта.


Рекомендуем почитать
В.Грабин и мастера пушечного дела

Книга повествует о «мастерах пушечного дела», которые вместе с прославленным конструктором В. Г. Грабиным сломали вековые устои артиллерийского производства и в сложнейших условиях Великой Отечественной войны наладили массовый выпуск первоклассных полевых, танковых и противотанковых орудий. Автор летописи более 45 лет работал и дружил с генералом В. Г. Грабиным, был свидетелем его творческих поисков, участвовал в создании оружия Победы на оборонных заводах города Горького и в Центральном артиллерийском КБ подмосковного Калининграда (ныне город Королев). Книга рассчитана на массового читателя. Издательство «Патриот», а также дети и внуки автора книги А. П. Худякова выражают глубокую признательность за активное участие и финансовую помощь в издании книги главе города Королева А. Ф. Морозенко, городскому комитету по культуре, генеральному директору ОАО «Газком» Н. Н. Севастьянову, президенту фонда социальной защиты «Королевские ветераны» А. В. Богданову и генеральному директору ГНПЦ «Звезда-Стрела» С. П. Яковлеву. © А. П. Худяков, 1999 © А. А. Митрофанов (переплет), 1999 © Издательство Патриот, 1999.


«Еврейское слово»: колонки

Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.


Градостроители

"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.


Воспоминание об эвакуации во время Второй мировой войны

В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.


Старорежимный чиновник. Из личных воспоминаний от школы до эмиграции. 1874-1920 гг.

Мемуары Владимира Федоровича Романова представляют собой счастливый пример воспоминаний деятеля из «второго эшелона» государственной элиты Российской империи рубежа XIX–XX вв. Воздерживаясь от пафоса и полемичности, свойственных воспоминаниям крупных государственных деятелей (С. Ю. Витте, В. Н. Коковцова, П. Н. Милюкова и др.), автор подробно, объективно и не без литературного таланта описывает события, современником и очевидцем которых он был на протяжении почти полувека, с 1874 по 1920 г., во время учебы в гимназии и университете в Киеве, службы в центральных учреждениях Министерства внутренних дел, ведомств путей сообщения и землеустройства в Петербурге, работы в Красном Кресте в Первую мировую войну, пребывания на Украине во время Гражданской войны до отъезда в эмиграцию.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.