Компромат - [71]

Это давало право:

а) опаздывать на школьную зарядку;

б) просыпать контрольные по химии;

в) увиливать от мокрой уборки классных комнат.

И множество других, ничуть не менее полезных прав.

Итак, накануне Лена, понаблюдав за происходящим в доме и уяснив, что предкам не до нее, решила воспользоваться моментом и не пойти в школу.

На то были серьезные, уважительные (по крайней мере, по мнению Лены) причины.

Математичка, вздорная тетка с пучком редких волос на затылке, носившая за вредность и длинный нос кличку Крыса, не далее как позавчера обещала показать Лене, где раки зимуют. Она поймала ученицу Дежкину за чтением внеклассной литературы («Поэма о страстном чувстве прекрасной девственницы, любви и коварном предательстве» знаменитой, судя по аннотации, дамской писательницы Джоанны Бредсфорд) и посулила при следующей встрече погонять Лену по всем пройденным за последний месяц разделам учебника.

А так как Лена весь последний месяц познавала исключительно страстные чувства в переложении мисс Бредсфорд, то и знания у нее были соответственные.

— Ты только послушай, — говорила Лена Ларисе Шевелевой, соседке по парте, круглолицей девушке с роскошной косой, — Лорка, ты послушай только, как здорово написано: «Она была нагая, как русалка, и только-только вышла из ванной, когда вошел Сирилл. Она хотела было прикрыться, но полотенце осталось в душе. Она поглядела на него отчаянно и беззащитно, будто молила о пощаде. Но в выражении лица молодого красавца сквозила решимость, а ноздри раздувались от желания, как у норовистого жеребца. Он быстрым движением скинул с себя ставшие ненужными потертые джинсы и сделал шаг навстречу. Мишель почувствовала, как жаркий румянец выступает на ее щеках. Теперь он был наг, как и она сама. Мускулистое стройное мужское тело против воли приковывало ее взор, заставляя опускаться взглядом все ниже, от груди к плоскому животу, а затем вниз по узкой дорожке волос. «Не надо…» — прошептала Мишель, молитвенно вскинув слабые кисти рук. Не произнося ни слова, он наклонился и влажными губами тронул нежно розовеющую мочку ее девичьего ушка. От этого бережного прикосновения все ее существо затрепетало, будто крылья прекрасной бабочки. «Не надо», — повторила Мишель, понимая, что выбор сделан и она уже ничего не сможет предотвратить, да и не хочет. Сирилл властно сжал сильными и нежными руками ее упругую, созревшую для любви грудь с затвердевшими коричневыми сосками, а затем, склонившись, поцеловал ложбинку между грудей и медленно двинулся губами вниз… и еще ниже… и еще… Мишель издала невольный вскрик, погрузив тонкие длинные пальцы в его густые черные кудри. Он делал стыдное и восхитительное. Горячим ласковым языком он раздвинул ее трепещущую плоть и вошел в глубину, в самую ее сущность, и волна наслаждения с головой захлестнула несчастную девственницу»… Вот это любовь, представляешь… Живут же люди!

— О-оо! — простонала Шевелева, совершенно потрясенная услышанным.

— «Сирилл сжимал в объятиях ее гибкое тонкое тело, — продолжала Лена, — скользил ладонями по округлым и бархатистым на ощупь, будто два спелых полушария персика, ягодицам, и уже не удивление, а только острое и ненасытное желание вызвал в Мишель огромный, неукротимо вздымающийся к животу мужской орган молодого любовника, сильный и гордый, совершенный, будто бог…»

У Шевелевой, в избытке обладающей образночувственным мышлением, участилось дыхание и непроизвольно стали закатываться глаза.

— «Поцелуй меня… и его, — просил Сирилл, и Мишель не ощущала более стыда и скованности. Ее алый рот потянулся к…»

— Чем вы там занимаетесь, позвольте поинтересоваться, — в самый неподходящий момент прозвучал над головой писклявый голос математички. Несчастная Лариска так и подпрыгнула от неожиданности. — Дежкина, выйди вон из класса, а Шевелеву я попрошу к доске…

Раскрасневшиеся, в полуобморочном состоянии подружки поднялись и на подкашивающихся ногах отправились выполнять распоряжение Крысы.

Итак, «Поэма о страстном чувстве…» Джоанны Бредсфорд оставалась недочитанной, и Лена решила посвятить ей целый день.

Как уже было сказано, она поковыряла шпилькой в будильнике и одной ей известным способом удушила петушиное кукареканье на корню. При этом она старательно завела часы, перевела стрелку будильника, словом, обставила свой будущий прогул надлежащим образом.

Все произошло согласно плану.

В семь пятнадцать утра будильник лишь жалобно квакнул и смолк. Перевернувшись на другой бок, Лена устроилась поудобнее и с чистой совестью стала досматривать цветной сон, где действовал стройный загорелый Сирилл. Безнадежно влюбленная в него дурнушка Бетти носила косу (точь-в-точь как Лорка Шевелева), а красавица Мишель разительным образом походила на Лену.

В тот самый момент, когда юноша бережно положил свою прекрасную возлюбленную на теплую гальку у самой кромки моря и под шорох волн принялся стягивать с нее влажный купальник, раздался сердитый стук швабры и кашель Федора Ивановича.

Чудесный сон был разбит вдребезги.

Недовольная, Лена потянулась на кровати и бросила невинный взгляд на часы.

— Ой, — воскликнула она, изобразив на лице испуг и растерянность, — какой ужас, папочка! Я опоздала в школу!