Комплекс Ди - [76]

Шрифт
Интервал

– Тебе больно? – спросил он в темноте, прижимаясь губами вплотную к штукатурке.

– Да, но не в этом дело. Ты не можешь пойти накормить несчастную птичку? Она голодная.

– Какую птичку, бедная моя хромая принцесса?

– Иволгу, которая сидит в клетке.

Мо прислушался. Где-то над головой пробежала крыса. Ночная бабочка билась об оконное стекло. Вдали прогудел автомобиль. Квакала лягушка. И, перекрывая все эти звуки, свистела во дворе иволга, издавая острые, тревожные, металлические звуки, как будто кто-то в ночи играл на пиле.

– Чувствуется, что домашняя, – сказала Тропинка. – Дикие иволги кричат по-другому.

– А как они кричат?

Девушка несколько раз коротко свистнула, изображая иволгу, но получилось похоже на воробьиное чириканье. Мо засмеялся и окончательно проснулся. Он встал, взял из пакета пачку печенья и спустился во двор. Накрошил печенье в ладонь и просунул в клетку. Тропинка не ошиблась – иволга была страшно голодная. Она сорвалась с шестка и сверкающей золотой стрелой спикировала к Мо, забрызгав его водой из поилки. Птица зацепилась когтями за прутья клетки и повисла вниз головой, на крыльях перья у нее были ярче, чем на тельце. Она клевала с руки Мо и дрожала от удовольствия. Когда печенье было съедено до последней крошки, иволга, не выказав ни малейшего признака благодарности, снова уселась на шесток. Теперь она была сыта и, даже не поглядев на своего благодетеля, принялась щегольски чистить перышки. Мо, слегка обиженный, пошел назад, но вдруг у него за спиной, в клетке, раздался почти человеческий голос. Мо подскочил от удивления и обернулся. Самовлюбленное пернатое несколько раз произнесло одно и то же слово, по слогам и без выражения. Отчетливые, граненые и совершенно непонятные звуки.

Наутро Мо расспросил хозяйку гостиницы и узнал от нее, что родители благородной птицы принадлежали христианскому пастору. К нему приезжало много любителей со своими иволгами – предлагали деньги и разные подарки и просили позволения поставить клетки с питомцами рядом с этой парой, чтобы те наслушались и научились так же разговаривать. Но пастор не соглашался. После его смерти певчая чета прожила недолго. А осиротевший птенец вырос и время от времени выдает словечко, которое перенял у родителей. Вроде бы на латыни. Пастор произносил его под конец богослужения. Это, кажется, последнее слово Христа.

Мо, как и его западные коллеги, читал Библию, но последнего слова Христа что-то не помнил. Он записал этот случай на первой странице новой тетради и пообещал себе отыскать священный источник загадочной цитаты. Но забыл.

Несмотря на плотную повязку, запах тины три дня не выветривался из комнаты хромой принцессы. Если ей хотелось принять душ, верный, безропотный, близорукий санитар, стоя на коленях перед кроватью, оборачивал больную ногу полиэтиленовой пленкой и закреплял розовыми резинками. От запаха мази у него кружилась голова.

На четвертый день он снял повязку и обмыл ногу, перед тем как наложить новую. Синяки посветлели. Африка была уже не черной, а серой, местами с синевой, и поверхность ее, как и других континентов, значительно уменьшилась. А у черепахи рассосалась шея. Треугольная головка превратилась в крошечный островок в океане.

Пациентка ужасно обрадовалась, а Мо открыл банку из-под варенья с мазью для второго раза. Банка была старая, стекло давно потеряло прозрачность и блеск. Темно-коричневая мазь имела какой-то странный, сложный запах. В нем смешивались жир, воск, опиум, ладан, какие-то корни, травы, кора, ядовитые грибы, слышался даже навозный душок. Мо разглядел кусочки листьев и грибных ножек, когда выкладывал мазь на тряпку.

– Правда, что этот твой золотарь выправил сломанную скулу так, что следа не осталось?

– Да. И знаешь, что ему помогло? Рентгеновский снимок. Глядя на него, он почувствовал, что какая-то невидимая ткань осталась неповрежденной и удерживала осколки кости. Его мазь стянула их, он так и сказал: «Стянула», – и срастила.

– И с моей ногой тоже так получится?

– Думаю, да.

– Где он всему этому научился? Он тебе не рассказывал?

– Когда-то в молодости в своем родном городе он изучал лекарственные травы и ходил к одному врачу старинной школы, который умел как никто лечить катаракту иглоукалыванием, знал какие-то точки в деснах. И предложил ученику передать ему секрет, если он женится на его дочери. Тот согласился и унаследовал драгоценный секрет. А много лет спустя, уже во время культурной революции, он скрывался в горах Эмэйшань и однажды, собирая травы, упал в яму и сломал ногу. Вот тогда-то один буддийский монах вылечил его за десять дней. Они подружились и обменялись секретами: как лечить катаракту и как сращивать кости.


Через два дня позвонил зять мэра и поднял тревогу: судья Ди решил вернуться раньше времени. Катастрофа! К счастью, через несколько часов дали отбой: передумал. Можно спокойно жить дальше. Состояние больной ноги улучшалось с каждым часом.

– Как будто по ней пылесосом водят, я это каждой клеточкой чувствую, – говорила хромая принцесса. – Вот только что как будто червяк прополз от лодыжки к колену. А теперь спускается.


Еще от автора Дай Сыцзе
Бальзак и портниха-китаяночка

...Сколько уже лет прошло со времени нашего перевоспитания, а у меня до сих пор в памяти с точностью до мельчайших подробностей впечатана эта картина: под безучастным взглядом красноклювого ворона Лю с корзиной на спине пробирается на четвереньках по тропке шириной сантиметров тридцать, не больше, по ту и по другую сторону которой глубокие пропасти. В этой ничем не примечательной, но прочной бамбуковой корзине лежит книжка Бальзака «Отец Горио», название которой по-китайски звучит «Старик Го». Он идет читать эту книгу Портнишечке, которая пока еще остается красивой, но необразованной горянкой...


Рекомендуем почитать
Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.