— Что же?
Дэвид посмотрел на Грейс и ответил очень просто:
— Он любит Клариссу, он предан ей, он никогда не причинит ей зла.
— Вы очень любите свою тетю?
— Она — ангел, как же ее не любить. Кроме того, она и есть вся моя родня. Мы с ней совеем одни на свете. Ей было четырнадцать, когда я родился, и в детстве я никогда не звал ее теткой. Она была моей подругой, сообщницей, сверстницей — так, наверное. Потом я вырос, стал понимать многое из того, о чем просто не думал в детстве — в том числе и то, что она нуждается в моей защите.
Говоря это, Дэвид распахнул высокие двери — и Грейс ахнула, не сдержав восхищения.
Огромный зал уходил во тьму. До самого потолка высились полки с книгами. Трудно было даже представить, сколько здесь хранится томов. Особо ценные раритеты помещались за стеклянными витринами. Судя по переплетам и обрезам, это были книги пятнадцатого-шестнадцатого веков.
В небольшой нише стояла еще одна витрина, низкая и горизонтальная. В ней лежала всего одна книга. Роскошный переплет из телячьей кожи потемнел от времени, позолота почти осыпалась с обреза. Темные поблескивающие пряжки скрепляли его, и, приглядевшись, Грейс поняла, что они из золота…
Голос Дэвида прозвучал у нее за спиной.
— Узнаю филолога. Хотите подержать ее в руках?
— А можно?
— Вам — можно.
Он нажал несколько кнопок на маленьком пульте позади витрины, и верхнее стекло с чуть слышным шелестом отъехало в сторону. Дэвид бережно вынул увесистый том и перенес его на конторку, покрытую зеленым сукном, затем достал из ящика конторки пару тонких хлопчатобумажных перчаток и длинную лопаточку из слоновой кости.
— Полагаю, вы умеете с этим обращаться?
— Разумеется. Это ведь очень старая книга?
— Это рукописная Библия. Тринадцатый век. Переплет сделан позже, в шестнадцатом. Открывайте, не бойтесь.
Грейс почти не дышала, открывая фолиант. На первой же странице она замерла, восхищенно разглядывая алые, золотые, бирюзовые краски заглавных буквиц и крошечных миниатюр. За семьсот лет краски нисколько не выцвели и смотрелись столь же ярко, как и в год своего создания… вернее, в годы. Подобную книгу могли переписывать несколько лет подряд.
Грейс благоговейно переворачивала страницы лопаточкой, а Дэвид негромко рассказывал:
—…В 1216 году юного Генриха, старшего сына печально известного короля Иоанна, скончавшегося от лихорадки в Ньюарке, привезли в Глостер и короновали. Юному королю было всего десять лет. Его называли Король Без Короны, ибо его отец ухитрился утопить все королевские регалии в заливе Уош, когда бежал от восставших баронов. Впрочем, на мальчика их ярость не распространилась, и Генриху Третьему присягнули на верность все те, кто желал смерти его отцу.
Пока он был мал, страной правил регент, лорд Пемброк. Согласно легенде, именно он и заказал эту Библию в Вестминстерском аббатстве, дабы преподнести ее в дар королю в день совершеннолетия. По тем временам подарок был истинно королевский, да и переплет украшали драгоценные камни и золотая проволока…
— Куда же они делись потом?
— Терпение, юная леди. Генрих Третий получил свой подарок, а потом и другие дары — и получал их всю жизнь, иногда не стесняясь прямо вымогать их у своих подданных. За время своего царствования он собрал богатейшую коллекцию драгоценностей, но почти вся она была разграблена во время восстания Симона де Монфора. Монахи из Вестминстера спасли Библию, хотя свой роскошный переплет она к тому времени уже утратила. Поскольку Генрих заново отстроил аббатство, его там почитали, и уникальная книга спокойно провела в этих стенах несколько веков подряд.
В 1665 году Великая Чума унесла жизни более ста тысяч человек. Монахи Вестминстера проводили все дни в молитвах, и когда эпидемия пошла на убыль, объявили священную книгу чудотворной — якобы, именно она прекратила чуму. Библию перенесли в Тауэр, но она пробыла там недолго. Как вы, возможно, помните, очень скоро случился Большой Лондонский пожар, и Тауэр, а вместе с ним и весь город выгорели почти дотла. Библию спас один аристократ… Его звали Эндрю Стенхоп Стил.
— Ваш предок?!
— Именно. Честно говоря, я лично полагаю, что он просто прибрал к рукам то, что успел, еще до пожара, но потом это уже стало неважно. В конце концов, нравы тогда были иные. Таким образом, с середины семнадцатого века эта реликвия принадлежит нашему семейству. Вы не шокированы, Грейс?
— Если и шокирована, то только собственным невежеством. Оказывается, я совсем не помню историю собственной страны.
— Не сочтите меня снова высокомерным снобом, но… Помнить историю очень просто, если ты ощущаешь себя ее частью. Стилы всегда служили английской короне, упоминания о моих предках встречаются еще в списках четырнадцатого века. А уж с семнадцатого века — всех этих я просто считаю своими прапра- и так далее- дедушками.
— Здорово! То есть… Это замечательно — так хорошо знать свои корни.
Дэвид осторожно вернул реликвию на место и тщательно проверил сигнализацию. Потом он проводил озябшую Грейс к камину и предложил ей немного бренди. Решив, что тут ей и наступит конец, Грейс зажмурилась и сделала глоток — однако не только не умерла, а, напротив, почувствовала себя куда лучше. Посидев немного молча, она откашлялась и негромко спросила: