Комната воды - [4]

– Может, нам стоит самим посмотреть на сестру мистера Сингха? – вставила слово сержант Лонгбрайт.

– Дженис, они не станут трогать тело, пока я им не скажу, – отрезал Брайант.

Лонгбрайт не решалась оспаривать методы Артура. Неспособность Отдела аномальных преступлений вести дела традиционным способом была на удивление хорошо задокументирована. Отчаявшись взять работу Брайанта и его коллег под надлежащий контроль, министерство внутренних дел решило вывести их из состава городской полиции и передать в ведение не просто секретной, но прямо-таки загадочной службы МИ-7. У этого решения могли быть свои плюсы: детективам уже не пришлось бы платить огромные деньги за использование оборудования или биться с городской полицией за годовой бюджет, и вопрос о старых демаркационных линиях наконец-то решился бы. Однако сотрудникам отдела пришлось бы подчиняться сменяющимся правительствам, а в таком случае очень легко пасть жертвой личной неприязни. Брайанту и его напарнику Джону Мэю отводилось полгода, чтобы обеспечить успешную работу обновленного отдела или же подготовить себе смену, ведь они оба – о чем им всякий раз напоминали – давно уже достигли предписанного законом пенсионного возраста. Шли разговоры и о том, чтобы насовсем закрыть отдел, но, судя по количеству возникающих в последний момент отсрочек, в лабиринтах Уайтхолла у них явно завелся ангел-хранитель.

– Я не успел переодеться. – Бенджамин Сингх показал на свою одежду, чувствуя заметную неловкость из-за того, что на нем были полосатая безрукавка, коричневые брюки и фиолетовая рубашка. – Я посещаю мою сестру, Рут, каждый понедельник, чтобы сделать у нее уборку, – пояснил он. – Она уже очень старая, и ей тяжело поднимать пылесос. Как только я открыл входную дверь, сразу же понял – что-то не так. Она сидела на стуле в подвальном этаже, одетая для похода в магазин, и это само по себе странно, ведь она знает, что покупками всегда занимаюсь я. Рут только составляет список. Ее тело уже остыло.

– Ты меня, конечно, извини, но я не понимаю, почему ты сразу же не вызвал «скорую», – сказал Брайант. Он вспомнил, что в новом офисе нельзя курить, и потушил трубку, не дожидаясь жалоб Лонгбрайт.

– Она была мертва, Артур, – мертва, а не больна. Полицейский участок Кентиш-Тауна всего в трех улицах от ее дома, я пошел туда и встретился с дежурным сержантом, но мне не понравилось его отношение – он тоже посоветовал мне вызвать «скорую», – вот я и приехал сюда.

– Бен, ты же знаешь, что мы больше не берем дела «с улицы», – запротестовал Брайант. – Теперь они должны приходить к нам по соответствующим каналам.

– Но когда я нашел ее, у меня тут же возникла мысль…

– Артур, вообще-то этот разговор полагается записывать, – перебила Лонгбрайт. – С сегодняшнего дня мы должны четко придерживаться устава.

Брайант порылся в картонной коробке, стоящей у его ног, и извлек оттуда видавший виды диктофон.

– На, возьми, – он протянул его Дженис, – попробуй сама. У меня он почему-то не записывает. Наверно, я что-то не так делаю.

Фирменный беспомощный взгляд Брайанта излучал невинность, но с Лонгбрайт такие трюки не проходили: слишком хорошо она изучила способность шефа вызывать неисправности в простейшем оборудовании. Брайанту больше не позволялось даже приближаться к компьютерам – из-за размагничивающего эффекта, который он оказывал на чувствительные приборы. Его заявка на посещение компьютерных курсов вот уже в шестой раз была отклонена начальством из опасения, что он вызовет катастрофу государственного масштаба, если получит доступ к отделу информационных технологий полиции. О способности Брайанта ловить своей «тарелкой» старые выпуски передачи «Воскресный вечер в лондонском „Палладиуме“» рассказывали с восхищением, но рассчитывать, что «Фортеан таймс»[4] объяснит этот феномен, не приходилось.

– Ладно, пора нам взглянуть на твою сестру, – сказал Артур, с усилием поднимаясь со стула.

Медлительный, замотанный шарфом, упрямый до грубости, близорукий и дряхлый, Брайант казался еще более растрепанным, чем обычно, по причине происходящих в его жизни потрясений. Седые волосы полукругом вздымались у него над висками, словно бы он дотрагивался до шаров генератора статического электричества в Музее науки. И все же в его поблекших синих глазах таился дух столь же твердый и колючий, как почва зимой. Об Артуре говорили, что его независимость граничит с раздражительностью, а индивидуализм – с чудаковатостью, и такая характеристика была довольно точна. Что касается его энергичного напарника Джона Мэя, то этот привлекательный пожилой мужчина, на три года младше Брайанта, обладал ощутимой харизмой, отличался современными взглядами и природной коммуникабельностью. А Брайант был одиночкой, знающим и скрытным, с умом уклончивым и лукавым – в противовес уравновешенному мышлению Мэя.

– Слушай, Дженис, когда Джон наконец соблаговолит появиться, не могла бы ты направить его к нам? Где мы, кстати, будем?

– Балаклава-стрит, дом пять, – сообщил Бенджамин. – Это между Инкерман-роуд и Альма-стрит.

– А, значит, дом твоей сестры был выстроен в тысяча восемьсот пятидесятые. Тогда появилась масса названий в честь сражений Крымской войны. Городские советы Викторианской эпохи просто обожали такие жесты.