Комната воды - [5]

Брайант знал исторические факты вроде этого, но, увы, не помнил ничего из происшедшего за последние двадцать лет. Современность была спецификой его напарника. Джон Мэй помнил все дни рождения, а Артур Брайант с трудом запоминал имена. Природное обаяние Мэя обезоруживало самых ярых противников, а Брайант мог и монахиню вывести из себя. У Джона были подруги и родственники, вечеринки и друзья, а у Артура – его работа. Мэй улыбался в лучах восходящего солнца, а Брайант щурился и отступал в темноту. Каждая соответствующая выпуклость и впадина в их характерах свидетельствовала о симбиозе, возникшем у них за долгие годы. Они были пригнаны друг к другу, как детали старой мозаики.

Подождав, пока Брайант выйдет из кабинета, Лонгбрайт открыла все окна, чтобы выветрить удушающий запах краски. Затем она принялась распаковывать новые компьютеры, радуясь, что старик может снова занять себя работой; в последний месяц он всех доводил до белого каления, ведя себя как больной ребенок в дождливый день.

Внезапное намерение Артура переехать стало для всех неожиданностью. Более того, он решил покинуть свою хозяйку – женщину, более чем сорок лет терпевшую его ужасное поведение. Альма Сорроубридж была потрясена и задета решением жильца оставить ее в Баттерси – он в одиночестве переезжал в помещение бывшей фабрики зубных протезов в Чок-Фарм. Открывая коробки и разматывая шнуры, Лонгбрайт размышляла о мотивах Брайанта. Возможно, Артур чувствовал, что жить ему осталось недолго, и хотел отдалиться от тех, кто ему близок. Как ни странно, его дряхлость возрастала, когда он оказывался вдали от смерти. И наоборот, ничто так не помогало ему сконцентрироваться, как близость к недавней трагедии. Самые чудовищные события словно бы снимали с него бремя лет.

Поймав себя на том, что напевает во время работы, Лонгбрайт снова почувствовала себя счастливой.

– Значит, вы с мистером Мэем все еще заведуете Отделом аномальных преступлений? – завел разговор мистер Сингх, ведя свой маленький синий «ниссан» от Морнингтон-Кресент до Кентиш-Тауна.

Брайант передал отделу свой «мини-купер», ржавый реликт шестидесятых годов, с вечно барахлящими электрическими цепями, и, поскольку машина нуждалась в починке, детективу приходилось добираться на попутках. Что ж, по крайней мере, пешеходы Северного Лондона наконец-то вздохнули спокойно.

– Да, но теперь у нас уже не те задачи, что были раньше, когда ты с нами работал, – откликнулся Брайант. – Теперь мы занимаемся проблемными убийствами, расследованиями темных дел, случаями, которые могут посеять панику среди населения, вызвать всеобщее беспокойство и страх. Нам достается самое сложное – то, до чего у прохиндеев из городской полиции просто не доходят руки. Они ведь слишком заняты своими отчетами, и им совсем не нужны расследования, на которые уходят долгие месяцы и которые не дают при этом явных результатов. У них же теперь таблицы рейтингов.

– То есть ваше дело – облегчить жизнь обычной полиции?

– Думаю, такова их точка зрения. Правда, некоторые наши расследования завершились удачно, но ведь заранее никогда не знаешь, чем дело кончится.

Брайант не жаловался. Пока все остальные пытались модернизировать свою деятельность, чтобы правоохранительная система работала, как автострада высшего класса, Отдел аномальных преступлений оставался ненадежной, но важной старой трассой, которую никто не решался закрыть, и инспектору это нравилось.

– Сожалею, что именно ты обнаружил тело сестры.

– Дело даже не в том, что она умерла, – сам понимаешь, это должно было случиться. Что-то не так, вот увидишь.

– А вообще как живешь?

– Обе мои дочки наконец вышли замуж. Говорил я им: «Не связывайтесь с индусами – нарожаете детей, и не видать вам карьеры», но они меня не послушались, так что, боюсь, больше ученых в моей семье не будет. Я ушел из Британской библиотеки, когда она переместилась в Кингз-Кросс, но все еще читаю лекции о языческих культах. – (Однажды Бенджамин снабдил отдел информацией, позволившей им выявить корнуоллский культ демонопоклонников.) – Знаешь, я уговаривал Рут переехать ко мне, но она была слишком независимой. Наши отношения никогда не ладились. Я хотел, чтобы она носила при себе такое устройство… ну, знаешь, пейджер. Она отказалась, и вот к чему это привело.

На сей раз Брайант заметил, что платок Бенджамина и в самом деле намок.

Маленький «ниссан» свернул за угол и остановился.

Балаклава-стрит оказалась удивительным местом. Начнем с того, что она была мощеной; лишь несколько таких мостовых уцелели после недавнего нашествия застройщиков, и только руководство ЕЭС смогло помешать лондонским муниципалитетам расправиться с оставшимися улицами. Мостовая была выложена гладкими плитами, по которым приятно прокатиться на роликах, и изгибалась таким образом, что улица имела вид тупика. Автомобилисты редко использовали Балаклава-стрит для объездных маневров, да и пешеходы попадались не часто, так что над шиферными крышами воцарился особый покой. Такая тишина бывает в отдаленных закоулках Лондона, когда шум транспорта приглушен до отдаленного гула, а к шелесту высоких платанов добавляется птичья трель. Прислушавшись, можно вычленить еле слышный звук проносящихся поездов глубокого метро, в остальном же только многочисленные припаркованные авто свидетельствуют о том, что на дворе двадцать первый век.