Комната в гостинице «Летучий дракон» - [20]

Первый вопрос графа был:

— Женат я или нет?

Медиум с черным жезлом быстро раздвинул занавески, приложил ухо к груди богато одетого китайца, который сидел в паланкине, снова поднял голову, задернул занавеску и ответил:

— Да.

Точно такая же процедура повторялась при каждом следующем вопросе; человек с черным жезлом только передавал слова существа более могущественного, чем он сам.

Еще два или три вопроса последовало со стороны графа, и ответы прорицателя видимо развлекли маркиза. Я не разделял его интереса, так как прошлая жизнь графа и его похождения были окутаны для меня мраком.

— Любит ли меня жена? — полушутя, спросил он.

— Как заслуживаешь.

— Кого я люблю больше всех на свете?

— Себя.

— Гм! Это беда каждого, что тут удивительного. Но оставим в покое мою персону; люблю ли я что-нибудь на свете больше моей жены?

— Ее бриллианты.

— Гм! — снова хмыкнул граф.

Маркиз веселился от души и даже не скрывал улыбки.

— Правда ли, — решительно свернул разговор на другую тему граф, — что в Неаполе мне пришлось выдержать крупное сражение?

— Неправда, это произошло во Франции.

— Вот как? — насмешливо заметил граф и оглянулся на маркиза. — А можно полюбопытствовать, кто участвовал в этом сражении?

— Граф и графиня де Сент-Алир, по поводу документа, подписанного ими двадцать пятого июля 1811 года.

Впоследствии маркиз сообщил мне, что в тот день был подписан их брачный контракт.

Граф простоял в оцепенении с минуту или две: казалось, даже сквозь маску было видно, как у него вспыхнуло лицо, хотя, кроме нас двоих, никто, разумеется, не знал, что человек, задающий вопросы прорицателю, и есть сам граф де Сент-Алир.

Непонятно было, то ли он раздумывает, о чем бы еще спросить чародея, то ли уже раскаивается, что позволил втянуть себя в беседу. Если мои догадки были верны, то маркиз оказал ему услугу, слегка коснувшись рукава и прошептав:

— Взгляните-ка направо; видите, кто там идет?

Я посмотрел по направлению, указанному маркизом, и увидел высокого, худощавого человека, приближавшегося гордой поступью. Маски у него не было. Большое бледное лицо пересекал глубокий сабельный шрам. В мундире капрала императорской гвардии, с подвязанной левой рукой, должной изображать отнятую руку; пустой рукав подколот к груди, к нам шел полковник Гальярд. Совсем не маскарадный пластырь, налепленный поперек брови и виска, прикрывал то место, где оставила отметину моя трость. Со временем, впрочем, новообретенный рубец грозил затеряться среди старых, полученных в бесчисленных войнах и сражениях.

Глава тринадцатая ПРОРИЦАТЕЛЬ РАЗГОВАРИВАЕТ СО МНОЙ

Забыв на мгновение, что моя маска непроницаема для взора старого вояки, я готовился к схватке. К счастью, замешательство кончилось так же стремительно, как и возникло; однако граф благоразумно попятился назад, когда бравый капрал — надо заметить, что Гальярд и в более скромном звании сохранял непомерную самоуверенность настоящего драгунского полковника, — в своем синем мундире, белых лосинах и начищенных до блеска ботфортах подошел к нам совсем близко. Его дважды уже чуть было не вывели за громогласное восхваление подвигов императора; едва разняли его рукопашную дуэль с прусским гусаром. По правде говоря, он бы не преминул отличиться в какой-нибудь кровопролитной схватке, если бы не помнил цели своего прихода на бал — свидание с богатой вдовой, на сердце которой, как он полагал, его облик производил благоприятное впечатление. Ранний уход с праздника, которому он служил немалым украшением, да еще в сопровождении пары жандармов, никак не мог подвинуть его к объекту страсти.

— Денег? Золота? Ба! Какие деньги мог скопить раненый солдат? С одною рукой, которая сжимает саблю, разве остается хоть палец свободным, чтобы сгребать добычу с поверженного врага?

— Не нужно золота, — сказал медиум. — Рубцы освобождают его от платы.

— Браво, оракул, брависсимо! Это по-свойски. Прикажешь без всяких околичностей приступить к вопросам?

И не дожидаясь ответа, он начал вопрошать громовым голосом.

После пяти или шести вопросов он произнес:

— За кем я охочусь сейчас?

— За двумя.

— Ага! Прекрасно, кто же они?

— Англичанин, который убьет тебя, если ты настигнешь его, и вдова-француженка, которая просочится сквозь твои объятия.

— Ты пользуешься тем, что твоя одежда ограждает тебя. Дьявол с тобой, почему я охочусь за ними?

— Вдова ранила тебе сердце, англичанин — голову. Они оба не под силу тебе: берегись, как бы твоя погоня не соединила их.

— Тьфу! Как же такое может случиться?

— Англичанин заступается за дам. Доказательство тому он вбил тебе в голову. Стоит вдове увидеть его, и она сделается его женой. Капралу придется долго дожидаться полковничьего чина; вдова призадумается, а между тем англичанин-то молод.

— Я ему покажу! — ухмыльнулся полковник, прибавив крепкое словцо, потом спросил более осторожно: — Где она?

— Достаточно близко, чтобы оскорбиться твоим невниманием.

— Черт! Ты прав, оракул. Тысячу раз спасибо. Прощай!

Вытянув шею, полковник в маскарадном костюме капрала наполеоновской гвардии устремился прочь от прорицателя.

Я пытался рассмотреть человека, сидевшего в паланкине. Лишь раз я имел возможность всмотреться в него пристальнее. Он представлял собой странное зрелище. Одет он был, как уже сказано, в богато украшенный китайский костюм. На вид он значительно превосходил размерами стоявшего рядом медиума. Черты лица показались мне крупными и грубыми; голова была наклонена вперед, глаза закрыты, и подбородок покоился на груди, запахнутой подбитым мехом халатом. Выражение лица носило отпечаток апатии. Общий характер и поза словно были преувеличенным повторением неподвижности того из китайцев, который общался с шумным внешним миром. Кожа сидевшего в паланкине была неприятного багрового оттенка; но я приписал этот эффект свету от красных шелковых занавесок. Все это в одно мгновение бросилось мне в глаза, для долгого созерцания не было времени. Передо мной освободилось место, и маркиз шепнул: