Комната на Марсе - [70]

Тэксас Руби Оуэнс погибла при пожаре в трейлере. Пожар в трейлере грозил самым разным людям – Док это знал по работе. Кого-то из этих людей он арестовывал. Он вспомнил свой выезд на пожарище одного трейлера в Уэстлейке в начале 1980-х. Там был сплошной бардак, устроенный самими жильцами, мексиканцами, которые мешали пиво с моллюсками и томатным соком, жгли свечи из суеверия и засыпали пьяными. Они забыли о свечах, и одна из них упала. «Хорошо погуляли», – сказал Док после того, как пожарные залили пламя, и от трейлера остался один обгорелый остов, шипевший и чадивший. Доку казалось смешным, что эти люди сожгли собственный дом. Ебать, каким я был засранцем.

Он сказал Серенити, что был плохим человеком. Он связался с другим плохим человеком, и они вместе убили одного типа. Он рассказал Серенити всю эту историю – о Бетти, ее муже и его убийце. Серенити сказала, что раз тот тип был убийцей, возможно, они сделали хорошее дело. Может, Док был вовсе не плохим. Серенити была кокеткой, ей было свойственно приукрашивать вещи – возможно, поэтому она, помимо прочего, так нравилось Доку.

– Я убил мальчишку без причины, – сказал он, перейдя к худшему факту своей биографии, к случаю у ломбарда на Беверли. – Вышиб ему мозги.

– Я тоже кое-кого убила, – сказала Серенити, к удивлению и досаде Дока.

Он-то думал, что это будет его большой момент исповеди, а оказалось, что они оба были засранцами. И неожиданно Доку захотелось пустить струю повыше и доказать, что он хуже ее. Но затем он вспомнил, что Серенити дама и с ней не стоит состязаться. Он попытался сосредоточиться на том, что она рассказывала.

– Мой кузен Шон вбил себе в голову мысль украсть разной херни из одного дома, – сказала она. – Там никого не должно было быть. Там жили обычные люди с работой, и они должны были быть на работе, но они оказались дома. Шон отклонился от плана и связал их, но этот мужик развязался и убежал. У нас осталась только женщина, которая орала как резаная. Шон приказал мне пристрелить ее. Я сделала, как он сказал. Я бы все отдала, чтобы вернуть ее.

Серенити добилась перевода в женскую тюрьму. Государство признало ее женщиной. После этого все завертелось. Тюремному начальству нужно было по-тихому сплавить ее из тюрьмы, поскольку у них в медицинском отделении мужской тюрьмы внезапно оказалась женщина.

Док чувствовал все ее возбуждение и нервозность через стену. Он поздравил ее и пожелал удачи.

– Мне страшно, – сказала она ему. – Что, если эти женщины меня не примут?

Док сказал ей то, что Джордж Хэй сказал Минни Перл, когда она только начинала выступать, зеленая, как холмы Теннесси, и была вся на нервах оттого, что ей предстояло выйти на большую сцену перед всеми этими людьми, на «Гранд ол опри».

– Тебе нужно просто выйти туда и полюбить их, милая, – сказал Джордж Хэй Минни Перл, и Док повторил эти слова Серенити. – Просто иди туда и люби их, и они полюбят тебя в ответ.

Через шесть недель консультант Дока сказал ему, что его состояние приемлемо для перевода в медицинский корпус блока особой категории в тюрьме для стукачей в пустыне Южной Калифорнии.

– Никак, блядь, не дождусь, – сказал Док без малейшего налета сарказма.

22

Однажды ко мне пришел посетитель. Тебе не говорят заранее, кто это. Просто объявляют твое имя и ведут тебя в комнату посещений. Я пробыла в Стэнвилле три с половиной года, и никто ни разу не навещал меня. Даже писем не приходило. Я писала нескольким друзьям из Сан-Франциско, и никто из них не ответил. Люди быстро забывают про тебя, когда ты попадаешь в тюрьму.

Я не могла представить, кому захотелось приехать ко мне.

После того как меня обыскали, я увидела, что это адвокат Джонсона.

– У меня нет новостей для вас, – сказал он в ответ на нежданную надежду в моем взгляде. – Я приехал посмотреть, как вы здесь. На пенсии ты можешь не работать, но не можешь не думать. Отсюда я поеду в Коркоран к одному парню, которому дали пять пожизненных сроков, и еще к одному, с пожизненным без права пересмотра. У вас здоровый вид.

– Это только кажется, – сказала я. – Из-за загара.

Я проводила столько времени под открытым небом во дворе, что мои руки и ноги стали цветом как поджаренные пончики без глазури. В комнате для посещения также была Слеза. Перед ней сидел старик. Который обильно потел. Ему было лет под сто. Я не знала, что настолько старые люди могут потеть. Слеза была шесть футов ростом, крепкая, мужланистая, злобная и прекрасная, ее волосы были туго стянуты к затылку, лицо точно таран. А этот старик был сутулым и лысым и все время держался за грудь. Очевидно, он был ее спонсором, которого она заарканила по переписке. За другим столиком сидела Кнопка Санчес, тоже со стариком. Он принес ей целый шведский стол из продуктовых автоматов: микроволновый гамбургер и жареную картошку, слоеное мороженое и два вида энергетических напитков. Она улыбалась ему, а он поедал глазами ее груди.

Слеза и Кнопка, как и другие женщины вокруг меня, обрабатывали своих Берндтов: это не сильно отличалось от «Комнаты на Марсе», только здесь они наводили марафет и продавали свои задницы за расфасованную уличную еду. Или, в случае Слезы, за пакет героина.