Комната на Марсе - [71]

Я тоже нуждалась в спонсорах. Я тоже теперь завела страницу на сайте «Друг по переписке». Но то, что можно было получить таким путем, не представляло реальной ценности. Это не добавляло ясности в том, как мне помочь Джексону. Это не вело ни к чему, кроме животного существования с почтовыми заказами одеколона одной из двух марок: «Табу» или «Сэнд-и-сэйбл».

– Есть какой-нибудь способ связаться с моим сыном?

– Это за пределами моей компетенции. Если бы я мог помочь вам в этом, то помог бы, но я не могу.

– Мне нужно выбраться отсюда.

Я смотрела, как старик передал Слезе упаковку, которую она проворно засунула себе в тюремные трусы.

– Вы должны помочь мне.

Адвокат открыл свой кейс и вынул стопку бумаг.

– Я избавляюсь от материалов и подумал, что вы захотите увидеть свои бумаги. Это материалы по вашему делу: предварительное следствие, замечания, показания свидетелей, представление доказательств.

При виде этой стопки бумаг, записей всего произошедшего, произошедшего со мной, меня пробило. Я заорала на него, чтобы не расплакаться. Я сказала, что проводила исследования и почти уверена, что его работа была неэффективна.

– О боже, – сказал он. – Вы только тратите напрасно свои силы.

– Почему? Потому что это выставит вас в плохом свете?

– Потому что это не работает. Даже в таких немыслимых случаях, когда адвокат откровенно бьет баклуши, суд все равно считается с ним. Один тип заснул во время перекрестного допроса своего клиента. Другой сам имел судимость и вел дело об убийстве на общественных началах, не имея опыта судебной защиты. Как по-вашему, они были «неэффективны»? Совсем напротив, по мнению Верховного суда. У вас было очень трудное дело, это несомненно. И я вам сочувствую.

– Если бы я только могла нанять адвоката.

Он покачал головой:

– Роми, люди, нанимающие частных адвокатов, но не имеющие средств на хорошего, то есть на дорогого, боже ж мой, это жалкое зрелище. Вы бы видели этих частных защитников, к которым люди обращаются в итоге. Эти ребята разбирали случаи вождения в нетрезвом состоянии, а тут им поручают тягчайшее преступление. Такое нужно запретить. Вам еще повезло иметь дело с ведомством публичных защитников.

Трудно было представить, что мне хотя бы в чем-то повезло.

У меня по шее катились слезы. Мне хотелось сорвать злобу на этом человеке. Однако он был единственным, кто когда-либо приехал навестить меня.

Посетитель Слезы повалился на стол. Копы повыскакивали из участка. Похоже, у старика был сердечный приступ. Зазвучала сирена. В комнату стали вбегать санитары.

– Посещение окончено, – забубнил интерком. – Посещение окончено. Возвращайтесь в свои блоки.

Хаузер вполне дал понять, что я ему нравлюсь. Все в классе это знали. Это стало шуткой, и Конан напевал «Вот идет невеста», когда я входила в класс, потная и в опилках, из деревообделочного цеха.

Сэмми просто помешалась на чувствах Хаузера ко мне и рассуждала о том, как он мог бы усыновить Джексона, после того, как я сказала ей, что дала Хаузеру телефонный номер. Сэмми была ходячим справочником про каждого человека, переживавшего какие угодно бедствия в тюрьме, и могла привести все случаи, когда в дело включались служащие или даже надзиратели и брали на воспитание детей заключенных женщин. Она развивала эту тему и хотела мне добра, но меня это не утешало. Я не думала, что она правильно все понимает, что хоть какой-нибудь из ее примеров соотносится с моим случаем. Я не знала, как ей это объяснить: это нормальный и приятный мальчик из колледжа, который, наверное, выбрасывает бутылки и банки отдельно от прочего мусора. Он не станет усыновлять моего сына. Он женится на приятной девушке, себе под стать, которая тоже не выбросит окурок на дорогу, и они заведут собственных детей.

Но на самом деле я оживала на его занятиях, пусть даже не признавала этого. Я намеревалась поработать над Хаузером ради Джексона, но также я делала это по более приземленной и менее иллюзорной причине. Он знал те места, что знала я. Когда я говорила с ним, я словно возвращалась туда. Я могла бродить по знакомым улицам, бывать в своей квартире в Тендерлойне, со шкаф-кроватью, с моим любимым желтым пластиковым столиком и, самое главное, с постером со Стивом МакКуином из «Буллитта». Если вы из С-Ф, вы любите «Буллитта» и гордитесь тем, что его снимали там. К тому же Стив МакКуин был правонарушителем в юные годы и, став звездой, сохранил свою крутизну и сам выполнял автомобильные трюки в фильмах. Я дразнила Джимми Дарлинга, что по сравнению со Стивом МакКуином он едва ли мужик. Джимми не обижался на это, поскольку, как он мне сказал, он не притязал на это звание.

Чуть дальше по кварталу, за углом от моего жилья в Тендерлойне, была пивнушка под названием «Синяя лампа», куда я иногда заглядывала после работы с другими девушками из «Комнаты на Марсе». Барменша, замечательная старуха, носившая бадлоны с блестящей брошью на шее, всегда была рада видеть меня с подругами. Она покупала нам выпивку, а мы давали ей щедрые чаевые. Около полуночи появлялся французский повар – не шеф-повар, а просто повар – алкаш в замызганном переднике, на котором было написано название отеля из Старого города. Повар был из Бретани и курил импортные сигареты, ужасно вонючие. Он все время повторял одну и ту же шутку, которую даже шуткой нельзя было назвать: он смотрел на нас, девушек из «Комнаты на Марсе», и кричал: «Я лесбиянка!» – ударяя себя в грудь.