Комната на Марсе - [55]
К тому времени, как пошел второй год жизни Гордона Хаузера в Стэнвилле, он уже не путал крик животного с криком женщины. Тот крик, что он слышал в одну из первых ночей в своей хижине, издавала пума. Не женщина и не в беде.
Когда выпал первый зимний снег, он увидел звериные следы вокруг жилища, закругленные выемки, точно совпадавшие по форме и площади с теми, что описывались в его путеводителе, согласно которому, голос пумы отличался широким диапазоном и мог напоминать крик, визг или стон женщины.
Он никогда не видел пуму, только слышал. Иногда ранним утром, спускаясь по склону в сторону Стэнвилла, он замечал серых лисиц, подметавших землю глянцевитыми хвостами. Он шел по извилистой дорожке, минуя высохшие без дождей дубы, неровные листочки которых покрывала пыль, и ржаво-красные купы конских каштанов и дымчато-зеленых толокнянок. Ветви конских каштанов без листвы отливали на солнце белым, точно кость. Травы были густо-желтыми, как влажная солома. Он никогда еще не видел таких красивых трав.
На прямом участке дороги на подходе к бурой низине в пейзаж вторгались нефтепроводы и нефтяные вышки, оси которых беспрерывно крутились. За вышками был пыльный рыжий перелесок и ферма с двумя пальмами перед домом, а дальше дорога раздваивалась. Эти две пальмы с густой, лохматой кроной выделялись своим экзотическим шиком, вроде инуитских сапог.
На дне долины температура была на двадцать градусов выше, а в воздухе висел тяжелый запах удобрений. Больше не было видно ни апельсиновых деревьев, ни нефтяных вышек, только линии электропередачи и миндальные рощи, тянувшиеся ровными длинными рядами до самой тюрьмы.
Как и во всех тюрьмах Калифорнии, перед Стэнвиллской тюрьмой реяли три флага: государственный, штата и ВП/ПБВ[33]. Флаг ВП, служивший напоминанием о солдатах, пропавших во Вьетнаме, всегда угнетал Гордона, поскольку эта война стала позорным поражением для США. Все военнопленные наверняка были давно мертвы, и в любом случае никто не собирался возвращаться за ними, но тюремные надзиратели в любом исправительном учреждении упрямо поднимали флаг в их честь. Теперь, когда захватывали военных, все было по-другому. Многие из них служили по контракту, и им отрубали головы в прямом эфире. Президент Буш заявил по телевизору, что он строит больницы и школы для граждан Ирака. Бамперы большинства машин, припаркованных у Стэнвиллской тюрьмы, украшали желтые ленточки[34].
Освоить тюремную планировку было непросто. Все эти одно- и двухэтажные строения из шлакобетона, стоявшие поодаль друг от друга на обширном пространстве из грязи и бетона, опоясанные завитками колючей проволоки, казались Гордону одинаковыми. Он проходил через три электронных двери, чтобы попасть в свою классную комнату, представлявшую собой вагон без окон, рядом с техническими мастерскими и центральной кухней. Из кухни постоянно несло прогорклым жиром, перекрываемым только едкой вонью растворителя из автомастерской, где стояли в ряд джипы надзирателей, которые заключенные перекрашивали втридешева.
У Гордона был пропуск в эту часть тюрьмы, но жилые блоки и прогулочные дворы были для него закрыты, за исключением одного тюремного блока во дворе «А», 504-го, где он мог работать с заключенными из камер смертниц и карцера.
Гордон поначалу панически боялся камер смертниц, но оказалось, что они совсем не похожи на видения из его кошмаров. Он представлял себе железные решетки, средневековые картины безысходности. Но эти маленькие камеры с белыми стальными дверьми, снабженными стеклянными окошками, имели современный вид и были автоматизированы. Всего было двенадцать камер, по одной женщине в каждой, и узкая длинная комната со столами и швейными машинками за решеткой. Надзиратели открывали решетчатую дверь и пускали Гордона к ученицам, с каждой из которых он общался один на один, пока другие шили или вязали грубые коврики за столами рядом. Бетти Ля-Франс, не входившая в число учениц Гордона, всегда настаивала на разговоре с ним, а за вышиванием включала фоновую музыку на своем приемнике, который брала с собой из камеры. Эти женщины также делали поздравительные открытки, стараясь подражать фирменному стилю печатной продукции – лучшие из них напоминали открытки, продающиеся в магазинах подарков, с любезными напутствиями, набранными нейтральным шрифтом. Женщины могли свободно выходить из своих камер, пахнувших освежителями воздуха и устланных самодельными ковриками, вероятно, чтобы вызвать ощущение личного пространства и хоть какой-то пользы от их ручного труда, помимо перемалывания времени.
Они называли его голубчиком, пупсиком и красавчиком. Голубчик его вымораживал. Так называет Раскольникова старая процентщица Алена Ивановна перед тем, как он приводит в исполнение свой план и убивает ее, – во всяком случае, такое обращение выбрал переводчик романа на английский язык. Голубчик.
В карцере, располагавшемся над камерами смертниц, не было общей комнаты, и женщины не имели возможности для общения, кроме перекрикиваний. Они орали друг другу из камеры в камеру, дразнили надзирателей и просто шумели, чтобы как-то отвлечься. Гордон ждал в маленьком кабинете, пока к нему не приводили очередную ученицу, звеневшую цепями, и сажали в клетку, чтобы он провел урок. Именно так он познакомился с Роми Холл, которая теперь училась в его классе. Что он сразу отметил в ней – она смотрела ему в глаза. Многие из этих женщин смотрели ему в плечо или за спину. Они всячески избегали встречаться с ним взглядом. К тому же она сохранила привлекательность, несмотря на обстоятельства. Широко поставленные зеленоватые глаза. Губы бантиком, как говорят про такие, верхняя соблазнительно нависает над нижней. Ее губы как бы говорили: верь этому лицу. Но лицо говорило: я не то, чем кажусь. У нее была правильная речь, и читала она выразительно. Впрочем, ему не было дела до этого. Как не было дела ни до какой из женщин Стэнвилла.
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.
События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.
Маленькая девочка со странной внешностью по имени Мари появляется на свет в небольшой швейцарской деревушке. После смерти родителей она остается помощницей у эксцентричного скульптора, работающего с воском. С наставником, властной вдовой и ее запуганным сыном девочка уже в Париже превращает заброшенный дом в выставочный центр, где начинают показывать восковые головы. Это начинание становится сенсацией. Вскоре Мари попадает в Версаль, где обучает лепке саму принцессу. А потом начинается революция… «Кроха» – мрачная и изобретательная история об искусстве и о том, как крепко мы держимся за то, что любим.
В самолете, летящем из Омана во Франкфурт, торговец Абдулла думает о своих родных, вспоминает ушедшего отца, державшего его в ежовых рукавицах, грустит о жене Мийе, которая никогда его не любила, о дочери, недавно разорвавшей помолвку, думает о Зарифе, черной наложнице-рабыне, заменившей ему мать. Мы скоро узнаем, что Мийя и правда не хотела идти за Абдуллу – когда-то она была влюблена в другого, в мужчину, которого не знала. А еще она искусно управлялась с иголкой, но за годы брака больше полюбила сон – там не приходится лишний раз открывать рот.
Натан Гласс перебирается в Бруклин, чтобы умереть. Дни текут размеренно, пока обстоятельства не сталкивают его с Томом, племянником, работающим в букинистической лавке. «Книга человеческой глупости», над которой трудится Натан, пополняется ворохом поначалу разрозненных набросков. По мере того как он знакомится с новыми людьми, фрагменты рассказов о бесконечной глупости сливаются в единое целое и превращаются в историю о значимости и незначительности человеческой жизни, разворачивающуюся на фоне красочных американских реалий нулевых годов.
История Вань Синь – рассказ о том, что бывает, когда идешь на компромисс с совестью. Переступаешь через себя ради долга. Китай. Вторая половина XX века. Наша героиня – одна из первых настоящих акушерок, благодаря ей на свет появились сотни младенцев. Но вот наступила новая эра – государство ввело политику «одна семья – один ребенок». Страну обуял хаос. Призванная дарить жизнь, Вань Синь помешала появлению на свет множества детей и сломала множество судеб. Да, она выполняла чужую волю и действовала во имя общего блага. Но как ей жить дальше с этим грузом?