Комната - [14]

Понедельник — день стирки; мы кидаем в ванну носки, белье, мои серые штаны, измазанные кетчупом, рубашки и кухонные полотенца и смываем с них грязь. Ма включает обогреватель, чтобы высушить белье, достает Одежного коня из-за двери и раскладывает его, а я велю ему стоять крепко и не падать. Мне хотелось бы покататься на нем, как я делал, когда был еще малышом, но теперь я тяжелый и могу сломать ему спину. Было бы круто, если бы я мог по своему желанию уменьшаться, а потом становиться великаном, как Алиса. После стирки мы выжимаем белье и развешиваем его. В комнате жарко, мы с Ма стаскиваем с себя футболки и по очереди суем голову в холодильник, чтобы охладиться.

На обед у нас салат из фасоли, который я тоже терпеть не могу. После дневного сна мы каждый день кричим, кроме субботы и воскресенья. Мы прочищаем себе глотки и взбираемся на стол, чтобы быть поближе к окну. Мы держимся за руки, чтобы не упасть.

Ма произносит:

— По моему знаку приготовились, вперед, — после чего мы открываем пошире рот и кричим как можно громче. Сегодня я кричу, как никогда, громко, потому что мои легкие увеличились оттого, что мне исполнилось пять.

Потом мы говорим «ш-ш», приложив к губам палец. Однажды я спросил маму, к чему это мы прислушиваемся, и она ответила:

— На всякий случай.

Потом я делаю рисунки вилки, расчески, крышек от банок и швов на своих джинсах с помощью притирания. Самая подходящая бумага для этого — разлинованная, но для множества рисунков лучше использовать туалетную. Сегодня я нарисовал кота и попугая, игуану и енота, Санта-Клауса, и Муравья, и Счастливчика, и всех моих друзей из телевизора друг за другом, и себя самого — короля Джека. Закончив, я смотал бумагу обратно в рулон, чтобы можно было им вытирать попу. От другого рулона я отрезал кусочек, чтобы написать письмо Доре, но для этого мне пришлось заточить красный карандаш гладким ножом. Я сильно нажимаю на карандаш, поскольку он такой короткий, что от него почти ничего не осталось. Я пишу очень хорошо, только иногда переворачиваю буквы задом наперед. «Позавчера мне исполнилось пять, ты можешь съесть последний кусочек пирога, но у нас нет для него свечей, с любовью, до свидания, Джек». В начале слова «пирога» бумага немного порвалась.

— Когда Дора его получит?

— Ну, — говорит Ма, — я думаю, через несколько часов это письмо попадет в море, потом его выбросит на берег…

Ее слова звучат очень смешно, потому что она сосет ледяной кубик, чтобы уменьшить боль в зубе. Берег и море существуют только в телевизоре, но я думаю, что, если послать письмо, они ненадолго станут настоящими. Я спускаю воду в туалете, и письмо уносится вместе с ней.

— А кто его найдет? Диего?

— Наверное. И отвезет его своей кузине Доре…

— В своем «джипе-сафари». Зум-зум через джунгли.

— Так что она получит твое письмо завтра утром. Или самое позднее — в обед.

Ледяной кубик уже не так выпирает за маминой щекой.

— Покажи!

Ма высовывает язык — на нем лежит маленький кубик.

— Я думаю, у меня тоже болит зуб.

Но Ма отмахивается от меня:

— Брось, Джек.

— Нет, правда болит. Ой-ой-ой.

Ее лицо меняется.

— Если хочешь пососать лед, так соси, и не надо ничего придумывать.

— Мне больно.

— Меня этим не испугаешь.

А я и не собирался ее пугать.

— Может быть, он заболит, когда мне будет шесть.

Доставая из холодильника кубики, она громко выдыхает:

— У врунишки вспыхнули штанишки.

Но я не вру, а только притворяюсь.

Снаружи идет дождь, Бог на нас не смотрит. Мы поем песни «Штормовая погода», «Идет дождь» и еще одну о том, как пустыня ждет дождя.

На ужин у нас рыбные палочки с рисом, я давлю лимон, но он не настоящий, а из пластика. Однажды у нас был настоящий лимон, но он слишком быстро закончился. Ма закапывает кусочек своей рыбной палочки в землю под цветком.

По вечерам планеты мультфильмов нет, наверное, потому, что темно, а у них на телевидении нет ламп. Я выбираю программу, где готовят еду, но только не настоящую, потому что у них нет консервных банок. Потом я переключаюсь на планету фитнеса, где люди в нижнем белье на разных машинах много раз подряд выполняют одни и те же движения. Я думаю, их здесь заперли. Но эта программа быстро заканчивается, и начинается программа о строителях сборных домиков. Они собирают дома самых разных форм и красят их в миллионы различных оттенков. Дома похожи на множество соединенных между собой комнат. Люди в телевизоре живут в основном в них, но иногда выходят наружу и попадают под погоду.

— А что, если передвинуть кровать сюда? — предлагает Ма.

Я удивленно смотрю на нее, а потом туда, куда она показывает.

— Но это же телевизионная стена.

— Это мы ее так называем, — отвечает Ма, — но кровать, наверное, войдет сюда, если поставить ее между туалетом и… нам придется немного отодвинуть шкаф. Тогда мы поставим на ее место комод, а на него телевизор.

Но я с силой трясу головой:

— Тогда мы ничего не увидим.

— Нет, увидим, мы же будем сидеть вот здесь, в кресле-качалке.

— Это плохая идея.

— Хорошо, забудем об этом. — Ма складывает руки на груди.

Женщина в телевизоре плачет, потому что ее дом стал желтым.

— Может быть, ей больше нравится коричневый? — спрашиваю я.