— Немедленно езжайте назад, — сказал член Комитета, — мы не пропустим дальше поезда.
— Как вы смеете мне приказывать? — закричал подполковник. — Я не изменник царю.
— Вы знаете, сколько солдат в Луге? — сказал член Комитета. — Двадцать тысяч! Наша батарея уже заняла позицию и готова начать обстрел поезда.
— А-а, — сказал подполковник, — если так, я подчиняюсь силе. Распоряжайтесь.
Члены Комитета прошли по теплушкам и стали отбирать у солдат винтовки. Георгиевцы с удовольствием расставались с ружьями и сами протягивали их.
— Кому охота в своих стрелять! — говорили они.
В это время к хвосту поезда, по приказанию Комитета, подошел паровоз. Несколько железнодорожников быстро отцепили от поезда последний вагон, где были все пулеметы и ручные гранаты. Туда вошел революционный конвой, а паровоз спокойно отвез вагон на запасный путь.
— А где же войска? — с удивлением спрашивали обезоруженные георгиевцы, оглядывая пустую платформу. — Где ваши пушки? Эта, что стоит на платформе, никуда не годится.
— Потом узнаете, — отвечали члены Комитета. — Ну, прощайте, счастливого пути!
Поезд покатил обратно.
В десять часов вечера паровоз с одним вагоном приехал в Псков. Из вагона вышли Шульгин и Гучков и прошли через рельсы к ярко освещенному царскому поезду. Высокий, желтовато-седой генерал с аксельбантами встретил их и сказал:
— Государь император сейчас выйдет. Его величество в другом вагоне.
«Неудобно, что мы в пиджаках, — думал Шульгин, — надо бы во фраках; и не бриты, воротники помяты».
Вагон-гостиная был обит зеленым шелком. Вошел царь, поздоровался с прибывшими за руку, и все сели за маленький столик.
Гучков рассказал о том, что делается в Петрограде: нет надежды подавить революцию, надо передать престол Алексею.
Генерал Рузский сказал:
— Сюда из Петрограда уже двигаются вооруженные грузовики.
— Я принял решение отречься от престола, — сказал царь. — До трех часов сегодняшнего дня я думал, что могу отречься в пользу сына, Алексея. Но к этому времени я переменил решение в пользу брата Михаила.
Гучков и Шульгин согласились. Правда, по закону царь не имел права передавать престол брату. Но сейчас им было не до законов: лишь бы скорее получить нового царя. Царь вышел в другой вагон. Одни из придворных стал спрашивать — Правда ли, что мой дом в Петрограде сожгли? Ах, какое несчастье, какое несчастье!
Царь вернулся. В руке он держал несколько четвертушек бумаги.
Царь держал в руке несколько четвертушек бумаги.
На них пишущей машинкой было написано отречение.
Гучков и Шульгин прочли его. Царь подписал.
— Ах, ваше величество, — сказал Шульгин, прощаясь, — если бы вы назначили другое правительство, ну, хоть на месяц раньше, может быть, всею этого и но произошло бы.
— Вы думаете, обошлось бы? — сказал, улыбаясь, бывший царь.
Шульгин и Гучков захватили отречение и пошли через рельсы к своему поезду. Поезд двинулся назад в Петроград.
Была полночь.
На Варшавском вокзале суета: во всех помещениях масса народа, в зале ожиданий стоит чуть ли не целый полк солдат.
К Шульгину подбежали несколько железнодорожных служащих:
— Вас которым раз уже Милюков к телефону требует, — говорили они.
А Гучкова железнодорожники тащили на митинг в мастерские.
— Будьте осторожны, там говорит речь какой-то большевик, — шепнул на ухо Гучкову подошедший офицер.
— Да, это я — Милюков, — слушал Шульгин в телефон хриплый и надорванный голос Милюкова. — О вашей поездке узнали в Совете. Не объявляйте манифеста, произошли большие перемены.
— Но как же? Я уже объявлял всем по пути, какому-то полку, народу, и везде провозглашал императором Михаила, — отвечал сбитый с толку Шульгин.
— Этого не надо было делать, — хрипел Милюков. — С того времени, как вы уехали, все стало гораздо хуже. Не предпринимайте ничего. Могут быть большие несчастья. Отыщите Гучкова, приезжайте как можно скорее на Миллионную, 12.
— Зачем?
— Там брат царя, великий князь Михаил Александрович. Мы все едем туда. Пожалуйста, спешите.
Великий князь Михаил, действительно, приехал в Петроград, и с удивлением узнал, что по телеграмме из Пскова он назначен царем.
Митинг в железнодорожной мастерской
В огромной мастерской под стеклянным потолком стояла тысячная толпа. Шульгин протискался к помосту, взобрался по приставной лестнице и шепнул Гучкову:
— Надо во что бы то ни стало уйти.
В это время один из рабочих говорил речь:
— Кто же, к примеру, вошел в правительство? Вы думаете, товарищи, от народа кто-нибудь? От того народа, кто свободу себе добыл? Как бы не так! Вот читайте: князь Львов. Ну, да, князь. От этих самых князей и графов все и терпели. Вот, освободились будто, — и — на тебе, опять князь.
А кто у нас министром финансов будет? Думаете, тот, кто на своей шкуре испытал, как бедному народу живется? Нет, министром финансов будет господин Терещенко. А кто он, что у него есть? Сахарных заводов — штук десять. Земли десятин сто тысяч. Да деньжонками миллионов тридцать наберется.
Рабочие стали волноваться и роптать. А оратор продолжал:
— Или вот еще Гучков и Шульгин поехали к царю. А от кого они поехали? От народа? От Совета? Нет, от Государственной Думы. А кто такие — Дума? Помещики! И о чем они там с царем сговорились, кто их знает. Я бы советовал, товарищи, их отсюда даже не выпускать и двери-то припереть.