Коммунизм - [14]
Гандончик в общем и целом башку защитил, но чёртики перед глазами всё же принялись отплясывать развесёлый рок-н-ролл. Видать, меня чуток повело, потому что линии стен как-то исказились вдруг, не в том ракурсе предстали, а в довершение всего на меня посыпался град новых ударов. Я пригнулся и закрыл руками голову.
— Тормознули, тормознули! — ещё пытался кричать. — Амба, всё! Денег дам, гадом буду. Просто так дам.
Пацанята не останавливались, продолжали с остервенением прикладываться к моему телу своим орудием. Деньги им нужны, да, но что деньги, если вдруг появилась возможность выместить всю свою злобу и ярость на каком-то случайном прохожем, чёрте, которого никогда и нигде больше не увидишь. Его и замочить не западло.
Меня сбили с ног. Удары не прекращались и, несмотря на то, что я закрывал голову, многие из них пробивались сквозь защиту, не говоря уже о других частях тела. Я вдруг понял, что вот-вот могу потерять сознание.
Да что за день такой неудачный! Поделом тебе, лоху, за то, что с маршрута сбился. За то, что в неосуществимое уверовал. Наказание это.
Гниды малолетние, у меня ведь тоже злоба имеется! Да такая, что ваша и рядом не валялась.
Я припал правым боком к стене и сумел просунуть руку за пазуху. Нащупал рукоятку пистолета. Потянул — он не вытаскивался. Я взревел, заурчал, заорал что-то, дёрнул руку — она, наконец, освободилась. Пистолет покоился в ладони.
Глаза застилала кровь, на ощупь я передёрнул затвор и выстрелил, стараясь никого из пацанят не задеть — хотя и хотелось — выстрелил куда-то в потолок. Удары не прекратились — я выстрелил ещё. А потом для верности и третий раз.
— Всех замочу! — заорал.
Разглядел — пацанва разбегалась. Бежала по коридору к выходу. Один только не двигался. Лежал на бетоне лицом вверх и держался за шею.
Я сумел подняться, растёр глаза, склонился над ребёнком. Предварительно затолкал пистолет обратно в кобуру. У пацана было прострелено горло. Кровь струилась меж пальцев, взгляд был жалостливый, слезливый. Что же ты, сучонок, слёзы пускаешь? Не думал, что так всё закончится?
Мне и самому было хреново. Я не хотел никого убивать, они просто заблудшие зверята, я в потолок направлял дуло.
Что делать, куда его теперь?
Засунул ствол в кобуру, нагнулся, поднял пацанёнка на руки — тот застонал громко и отчаянно. Я побежал по тоннелю к входу в метро. Ребёнок же затрясся вдруг, заурчал, по телу пошли какие-то болевые судороги.
Чёрт, подыхает.
Я остановился и опустил его на бетон. Нельзя его никуда тащить. Потому что это провал. Только за владение оружием статья, а тут и много чего другого потянется. Нельзя. За мной организация. Я себе не принадлежу. Он сам виноват.
Вдалеке, в самом начале туннеля кто-то спускался под землю. И не один. Весёлая компания — смех, возгласы. Всё, ноги.
Торопливо я зашагал к видневшимся впереди стеклянным дверям, уводившим в подземное царство электричек. На ходу засунул руку в карман брюк, достал носовой платок и принялся вытирать от крови лицо.
Так и не понял — вытер, нет. Но вроде никто не косился. Хотя и людей в вагоне почти не оказалось.
Глава третья: Советское, только советское
— Я в «Прожекторе»! — стараясь перекричать музыку, гундосил в трубку Костиков. — Приходи, Виталя!
Честно сказать, желания тащится в «Прожектор» в себе я не обнаружил. Ещё голова гудела, да и вообще никакого настроения не было. Ну вот просто никакого.
— Да приходи, — настаивал Никита. — Тут мужик меня какой-то одолевает. Чешет, чешет бредятину. Сил уж нет с ним базарить. Он в туалет отошёл, сейчас опять вернётся. Приходи, вдвоём хоть отобьёмся от него.
Я насторожился.
— Что за мужик, чего хочет?
— Да обыкновенный мужик. Датый. Базарит, базарит.
— Агрессивный что ль?
— Не, дружелюбный. Да нормальный мужик, не в нём дело. Просто я кое-что рассказать тебе хочу.
Наконец-то я разобрал песню, которую играли в баре. «Желанная», вокально-инструментальный ансамбль «Камертон». Ну, в своё время «Камертон» играл, сейчас-то — хрен его знает. Лабухи какие-то, их там полно друг друга сменяет. Редкая песня. Классная.
— Знаешь, ты уж там разберись как-нибудь со своим мужиком. Меня ломает. Болею, нет желания из дома выбираться.
Я уже хотел отрубиться, но Костиков торопливо заверещал:
— Погоди, Виталь, погоди! Хрен с ним, с мужиком, не для этого тебя зову. Я кое-что тебе про наше дело хочу рассказать. Информация есть интересная. Про наше дело, сечёшь?
Я на такие позывные оживился, но выбираться на улицу — погода, кстати, дрянная, мороз — всё равно не желал.
— Чего уж за информация прям такая?
— Охренительная информация! Шок и трепет — вот ей название. Опупеешь просто. Сам не ожидал такого поворота. Я бы и по телефону мог, но сам знаешь.
— Не надо, не надо по телефону.
Ну, блин, придётся-таки прокатиться.
— Ладно, еду. Жди.
Бар, или чёрт там знает как он сам себя официально определял, «Прожектор перестройки» располагался от меня недалеко, в двух остановках метро. Я там частенько зависал. Хоть и нэпманский очаг, но лучше уж в него, чем в какую-нибудь псевдокупеческую срань. Здесь хоть советская музыка звучала.
С открытием параллельного СССР мода на всё советское, и так никогда не прекращавшаяся, вспыхнула с новой силой. Кабаки — так каждый второй пытался сыграть на советских символах. «Прожектор перестройки» заведением был пролетарским, за вход там денег не требовали, весь вечер можно было и с кружкой пива просидеть, да и обстановка демократичная. Разные ансамбли выступают с хорошими советскими песнями, официантки в пионерских галстуках, на стенах — фотографии комсомолько-молодёжных строек и генеральных секретарей ЦК КПСС, при открытии входной двери запись включается с голосом Горбачёва: «Перестройка. Гласность. Новое мышление». Нормальный кабак.
Олег Лукошин родился в 1974 году в Горьковской области. Живет в Татарстане, в городе Нижнекамске. Работает корреспондентом в городской газете. Пишет с раннего детства, автор романов, повестей, рассказов. Печатался в журналах «Урал», «Бельские просторы» (Уфа), «Слова» (Смоленск), сборниках молодежной прозы.Повесть-комикс «Капитализм», опубликованная в журнале «Урал», № 4, 2009 г., вошла в короткий список премии «Национальный бестселлер» 2010-го года.
Роман «Человек-недоразумение» — неровный и колючий, в этом и заключается его шарм. Это история России конца 80-х, 90-х и нулевых. Перестройка, рок-движение, русский фашизм, ГКЧП, сектантство — Вова Ложкин проходит сквозь все эти события, движимый своей маниакальной идеей. Сумасшедший ли Ложкин или действительно избранный — не имеет значения, в нем можно увидеть не только отражение нашей эпохи, но и бесконечного количества событий с нами произошедших. Вот так и протекала наша жизнь от бурного насыщенного конца прошлого века, к какому-то вроде бы достижению чего-то и отупению в начале века этого.Грустная, но при этом невероятно очаровательная книжка.Олег Лукошин — родился в 1974 году в Горьковской области.
Сборник рассказов финалиста литературных премий «Национальный бестселлер» и «Нонконформизм» Олега Лукошина — сочетание причудливых, а порой и шокирующих историй о самых разнообразных гранях человеческого существования. Цепкие, динамичные рассказы с неожиданными поворотами сюжета схватят вас в охапку и поведут за собой туда, где Реальность призрачна, а Истины условны. Внимание: рассказы не рекомендуются несовершеннолетним, а также чрезмерно впечатлительным читателям!
Киря десять лет чалился на нарах за убийство. И вот пришёл момент освобождения. У Кири, потерянного и озверевшего, не осталось никого, кроме сестры. Сестрёнка кинула его, продав квартиру. Ему некуда возвращаться. Найти её — главная цель его жизни. А тут и бывшие сокамерники на горизонте нарисовались с предложением, от которого невозможно отказаться… Криминальная повесть Олега Лукошина «Каждый ублюдок достоин счастья» — это жёсткий драйв и шокирующее развитие событий. Внимание: в повести присутствует ненормативная лексика, сцены секса и насилия! Несовершеннолетним и впечатлительным читать не рекомендуется.
В новую книгу Олега Лукошина вошли три повести о криминальном мире. Увлекательные, жёсткие, а порой шокирующие истории погружают читателя в романтическую и одновременно гнусную бандитскую реальность, где находится место и подлости, и благородным человеческим поступкам. Внимание: в книге присутствуют откровенные сцены насилия!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.