Коммунистические государства на распутье - [84]

. В следующем году мы видели новый «медовый месяц» в югославско-советских и югославско-китайских отношениях. В письме XX съезду КПСС Тито превозносил «огромные успехи», достигнутые в СССР, и славил «ленинскую последовательность, твердость и упорство» русских коммунистов[204]. В свою очередь Хрущев, выступая с отчетным докладом перед съездом, дружески охарактеризовал Югославию как страну, «где власть принадлежит трудящимся, а общество базируется на общественной собственности на средства производства», где «в процессе социалистического строительства складываются своеобразные конкретные формы управления хозяйством, построения государственного аппарата»[205]. Ненавистный Тито Коминформ был распущен в апреле 1956 года, а двумя месяцами позже сияющий Тито совершил триумфальную поездку по Советскому Союзу. Выступая и июня 1956 года в Сталинграде, ом заявил (что было кульминацией его новых чувств и нового отношения к Советскому Союзу): «Во времена войны, равно как и в мирное время, Югославия шагает плечом к плечу с Советским Союзом к одной и той же цели — победе социализма»[206].

И в югославско-китайских отношениях наблюдались весьма заметные улучшения. Союз коммунистов Югославии (СКЮ) получил официальное приглашение присутствовать на VIII съезде КПК и с радостью принял его. В своем политическом докладе съезду 15 сентября 1956 года Лю Шао-ци коснулся вопроса об улучшении отношений с Югославией и подчеркнул развитие «дружественных сношений с Федеративной Народной Республикой Югославией»[207]. В большой речи на съезде Веселинов, член Политбюро СКЮ и глава югославской делегации, щедро расхваливал прошлые и настоящие достижения китайских коммунистов и объяснял, каким образом социалистическое строительство в Югославии укрепило прогрессивные силы во всем мире. Тито не мог желать ничего лучшего. Казалось, и Хрущев и Мао Цзэ-дун одобряют «югославский путь к коммунизму», и Тито — самая паршивая овца сталинской эры — оказался одним из признанных лидеров международного коммунистического движения.

Однако вскоре ситуация была сильно изменена вспышками народного гнева в Восточной Европе. События, которые потрясли Кремль и дали китайским коммунистам возможность выступить в роли советников озадаченных советских лидеров, вновь поставили Тито в затруднительное положение по отношению к Москве и Пекину. Его речь в Пуле и ноября 1956 года, в которой он признал «необходимость» советского вмешательства в Венгрии, но резко критиковал «сталинистов», все еще преобладающих в некоторых коммунистических партиях, вызвала в советской и китайской прессе неодинаковые отклики. Интересно, что реакция Пекина была и по тону и по существу более спокойной и дружелюбной, чем реакция Москвы. Китайцы возражали против настойчивых утверждений Тито, что после венгерских событий главный вопрос заключается в том, какой курс одержит верх — югославский или сталинистский. По мнению китайцев, такая постановка вопроса могла привести лишь к расколу в коммунистическом движении. Поэтому в своем «братском совете югославским товарищам» они предлагали последним отказаться от создания условий, которые враг сможет использовать для внесения замешательства и раскола в коммунистические ряды[208]. СоветсКая реакция была более едкой. «Правда» упрекала Тито за ряд его критических замечаний по адресу КПСС и за «оскорбление некоторых руководителей коммунистических и рабочих Партий». Газета презрительно отозвалась о «югославском пуни к социализму» и сделала унизительные замечания об «империалистической» помощи Югославии[209].

Однако эти обвинения, судя по всему, уступили место новой волне сердечности между коммунистами. В 1957 году, и особенно после того, как в СССР была отстранена от власти «антипартийная группа», Тито проявил особую активность в Москве, Пекине и Варшаве. Его ближайшие соратники, Кардель и Ранкович, а также министр обороны Гошняк в июле посетили Москву. Там они встретились с лидерами албанской и болгарской партий. Встреча Тито с Хрущевым в Румынии в начале августа, хотя и была окружена полной тайной, видимо, привела к восстановлению тех хороших отношений, которые существовали годом раньше. В доказательство своих добрых намерений Тито предпринял ряд внешнеполитических мер — самой важной из них явилось признание режима Ульбрихта в Восточной Германии, — сблизивших его больше, чем когда-либо прежде, с общей линией хрущевской дипломатии.

Отношения с китайцами, тактика которых в это время определялась девизом «Пусть расцветают сто цветов!», развертывались при еще более многообещающих обстоятельствах. Улучшение этих отношений, казалось, достигло наивысшей точки в сентябре 1957 года, во время официального визита в Китай двух югославских делегаций, возглавляемых членами Политбюро СКЮ Светозаром Вукмановичем и Петром Стамболичем. Их сердечно приняли: первого — Чжоу Энь-лай, второго — сам Мао Цзэ-дун. В редакционной статье «Жэпьминь жибао», приветствовавшей югославских гостей, говорилось: «Теперь народы наших стран идут вперед по пути строительства социализма. Все мы одинаково подходим ко многим международным проблемам. Единство в разрешении этих основных проблем создает основу для дружественного сотрудничества между нашими странами… В интересах сплоченности мы должны прежде всего выяснить, что у нас общего в подходе к главным проблемам, должны взаимно уважать достижения наших стран и опыт каждой из них в строительстве социализма в различных исторических условиях»