Коммунистические государства на распутье - [85]

.

О режиме Гомулки Белград отзывался лишь самым лестным образом. «Это эпоха польского Возрождения. Гомулка… стал его самым подлинным выразителем, его легендой…», писал видный югославский комментатор в середине сентября, в дни официального визита Гомулки в Югославию[211]. Больше того, создавалось впечатление, что Тито наконец вплотную подошел к завершению (и даже с лучшими результатами) того, что сорвалось годом раньше, — к заключению с Хрущевым и Мао Цзэ-дуном тройственного союза, возглавляющего децентрализованный коммунистический мир, и созданию оси Белград—Варшава как гарантии против возрождения практики сталинизма. Но прошло всего несколько недель, и ситуация резко изменилась. Коммунистическое совещание в верхах, созванное в Москве в связи с празднованием сороковой годовщины большевистской революции, вместо того чтобы окончательно утвердить и одобрить стремления Тито, нанесло тяжелый удар по его честолюбивым намерениям.

В течение нескольких месяцев до Московского совещании китайские коммунисты с беспримерной до тех пор резкостью стали отходить от своего «либерализма» как во внутрикоммунистической сфере, так и во внутренней политике. Позиция[212] китайцев в конце осени 1957 года явилась неприятным сюрпризом для многих коммунистов Восточной и Центральной Европы, в частности для Гомулки и Тито[213], которые в 1956 и 1957 годах смотрели на Китай как на поднимающуюся державу, которая будет оказывать сдерживающее влияние на Россию и умерит советский контроль над сателлитами. Больше того, казалось, Хрущев и Мао поменялись ролями. Успехи Хрущева в своей стране, за границей и в космосе повысили его уверенность в себе, и казалось вероятным, что, сочетав психологический эффект своей новой силы с более тактичным подходом к проблемам Восточной Европы (включая Югославию), он сможет свести на нет последствия сталинизма. Поэтому Хрущев был снова готов договориться с Тито. Он пригласил его на Московское совещание и позволил ему участвовать в разработке проекта заявления. Однако из тех же советских успехов Мао Цзэ-дун сделал иные выводы. С его сочки зрения, существование советских межконтинентальных баллистических ракет и запуски спутников на орбиты доказывают, что «ветер с Востока довлеет над ветром с Запада» и что настал момент глобального наступления на капитализм. Затягивание гаек в коммунистическом мире он считал предварительным условием успешной борьбы с врагом. По настоянию Мао первоначальный проект Московского заявления был изменен и в него был включен ряд пунктов, не приемлемых для Тито. Среди них было явное указание на ведущую роль Советского Союза и КПСС, отмечалась необходимость еще большего сплочения социалистических стран, объединенных в одном сообществе, и, в частности, осуждался ревизионизм как величайшая опасность для коммунистического движения. И хотя в этом документе не упоминалась Югославия, термин «ревизионизм», несомненно, был употреблен в значении «титовизм»[214].

Московское совещание явилось прелюдией ко второй открытой дискуссии между Югославией и китайско-советским блоком. По-видимому, оно восстановило полное единство в верхах — причем СССР и Китай фигурировали как первые вреди равных, — укрепило внутреннюю дисциплину и усилило Дух воинственности против Запада. Поэтому было вполне естественно, что проект новой программы СКЮ, опубликованный за несколько недель до созыва его VII съезда в апреле 1958 года, послужил для всех приглашенных коммунистических партий поводом бойкотировать этот съезд. Даже поляки, Желавшие присутствовать на нем, не поехали в Белград и, Подчинившись дисциплине коммунистического блока, доказали, насколько эфемерным было сближение с Тито[215].

В последующие месяцы то и дело раздавались громогласные разоблачения титовского ревизионизма. На сей раз китайцы были особенно непреклонны и не шли ни на какие компромиссы. Газета «Жэпьминь жибао» не только отбросила свое еще совсем недавнее дружелюбие к Тито, но и взяла новый, антнтитовский курс, сущность которого не изменилась по сей день. Китайцы, стоявшие на пороге своего экономического «большого скачка вперед», охотно проводили параллели между титоистами и своими отечественными «неконформистами», преподнесшими им так много неприятных сюрпризов во время недолговечного периода «пусть расцветают сто цветов». Поддерживая как «в основном правильное» осуждение югославского коммунизма Коминформом в 1948 году, китайцы могли себе позволить разоблачить «насквозь враждебную марксизму-ленинизму ревизионистскую программу» Союза коммунистов Югославии и «осудить программу, выдвинутую югославскими ревизионистами, которая в точности совпадает с тем, что нужно империалистам, и особенно американским империалистам»[216].

Советская реакция на югославскую программу была более мягкой. За три дня до начала VII съезда СКЮ журнал «Коммунист» в умеренных тонах критиковал югославский проект программы и в заключение писал, что товарищеская партийная критика не должна быть препятствием для дальнейшего развития дружеских отношений между нашими партиями и странами[217]