Коммунистические государства на распутье - [68]

«Основной политической проблемой на данном этапе является дилемма — война или мирное сосуществование. В Московском заявлении говорится, что в настоящий момент, когда мир разделен на две системы, единственно правильным принципом в международных отношениях является принцип мирного сосуществования между государствами с различными общественными системами, выдвинутый В. И. Лениным и пошедший себе отражение в Московском заявлении, в решениях XX и XXI съездов КПСС и в документах других коммунистических и рабочих партий. МНРП всегда руководствовалась и будет впредь руководствоваться этим принципом. Принцип мирного сосуществования между государствами с различными общественными системами никоим образом не является препятствием для революционного и национально-освободительного движения… Московский Договор о частичном запрещении ядерных испытаний — большая победа политики мирного сосуществования и шаг по пути предотвращения мировой войны. «Генеральная линия», выдвинутая руководителями Китайской Народной Республики в противовес генеральной линии международного коммунистического движения… является левацко-оппортунистической линией… позицией пустого теоретизирования…»

В целом монгольский подход к китайской проблеме вплотную сближается с советским курсом. В 1963 и 1964 годах антикитайский тон Улан-Батора усилился[149] и печать МНР добросовестно воспроизводила главные советские нападки на Пекин. Когда в начале апреля 1964 года «Правда» опубликовала засекреченный до того доклад Суслова, сделанный им 14 февраля на Пленуме Центрального Комитета КПСС, «Унэн» всего несколько дней спустя (8 апреля) поместила на своих страницах этот доклад, несмотря на содержавшиеся в нем суровые обвинения китайцев.

С обострением китайско-советского конфликта Москве стало важно заручиться верностью Внешней Монголии. Монголы Могут быть полезными в борьбе против попыток Пекина заглушить голос Москвы в организациях коммунистического Фронта афро-азиатского мира. В период, когда большинство азиатских коммунистических партий равняется на Пекин и когда почти все остальные колеблются, МНР играет важную роль, не давая Пекину утверждать, будто Москва представляет не более чем европейскую расу, белую и жирную. Оформляя в МНР витрину коммунизма в московском стиле, Советуй Союз может по крайней мере попытаться доказать азиатам, что его мероприятия более действенны, нежели те, что проповедует Пекин[150]. Из заброшенного, отсталого азиатского Сателлита Советского Союза Внешняя Монголия, таким образом, стала важной фигурой на шахматной доске советской стратегии.

Что касается близкого будущего, то Советский Союз достаточно силен в военном отношении, чтобы помешать китайской агрессии против МНР. Он также располагает достаточным организационным контролем, чтобы предотвратить или по крайней мере нейтрализовать инспирированную или поддержанную китайцами попытку государственного переворота в Улан-Баторе. Таким образом, прямое китайское наступление на господствующие советские позиции во Внешней Монголии представляется неправдоподобным. Но сильные советские (позиции отнюдь не застрахованы от медленной эрозии вследствие китайско-советского конфликта и советской политики обусловленной этим конфликтом.

Внешняя Монголия не осталась незадетой всемирной тенденцией к национализму, охватившей слаборазвитые страны. Возросшее в последние годы значение этой страны, усилившееся китайско-советское соперничество за ее приверженность, а также ослабление контроля Москвы в советской сфере влияния открыли новые возможности и стимулы для проявления монгольских национальных чувств. Эти чувства главным образом стремление к подлинной национальной независимости — сохранились, несмотря на советские усилия по ассимиляции Монголии, и, по-видимому, будут расти в будущем. И хотя подобные стремления не приносят китайцам непосредственной пользы в их борьбе с Москвой, они все же направлены не только против китайского владычества над Внутренней Монголией, но и против позиций Советского Союза в МНР.

Подтверждением этого служит серия «чисток», произведенных за последние несколько лет в рядах высшего улан-баторского руководства. Известно, например, что под нажимом русских член Политбюро Томор-Очир в сентябре 1962 года был смещен со своего поста и обвинен в шовинистических тенденциях в связи с его попытками прославления великого монгольского правителя Чингисхана, образ которого логически является знаменем панмонгольского национализма. Очевидно, по аналогичным причинам в декабре 1963 года впал в немилость Жамцын Ценд-аюш, второй секретарь ЦК и член Политбюро[151].

Контроль Советов над их бывшим сателлитом ослабляется также и в результате расширения международных контактов МНР. Советский упор на «международное социалистически разделение труда» и попытки предотвратить экономическую самостоятельность коммунистических государств привели к тому, что в 1962 году Внешняя Монголия стала полноправны членом контролируемого СССР Совета Экономической Взаимопомощи (СЭВ), что в свою очередь повлекло за собой интенсификацию связей МНР с коммунистическими странами Европы. Экономические и политические результаты этого, несомненно, стимулируют независимость мышления и политической линии Улан-Батора.