Однорукий икнул.
— Есть одна гнида. Как раз из тех, кто кормит зверей. Я покажу тебе комнату, куда он ходит. К Алке, к любовнице. А раньше ходил к моей сестре, пока, сука, не скормил её своим львам. Ты его легко узнаешь: лет сорока, невысокий, стриженый под бокс, в форме вохры. Является после смены с утреца. Вот тебе нож.
Это был не просто нож, а штык-нож — трофейный, немецкий, рукоятка слегка тронута ржавчиной. Больше похож на кинжал. Клинок — за 20 сантиметров. Страшная вещица.
— Зачем это?
— Убьёшь душегуба. И я тебя выведу отсюда. Как своего.
— С ума посходили! — вскочил Макс, уронив стакан. Приятель однорукого попытался его схватить. Он толкнул их обоих; оба опрокинулись. Однорукий возился на полу, мыча и пуская слюни, второй лежал неподвижно, закатив глаза. Макс содрал с кого-то из них тапки и — бежать. Штык, который ему дали, не бросил, сунул за ремень.
Неприветливые коридоры отторгали его. Выхода не было, ловушка захлопнулась. Гигантский лабиринт медленно переваривал добычу. Где-то ругались из-за показаний счётчика, где-то был митинг за передел графика пользования душем; на бродягу с его глупыми вопросами внимания не обращали. Иногда Макс попадал на «чёрные» лестницы — без единой искорки света, с заваленными нижними этажами и даже с разрушенными пролётами. Чудом не убился и не сломал ноги. Он потерял счёт времени, не знал, на каком этаже находится. Украл на кухне еду — его поймали и побили второй раз. Он добросовестно выстаивал очереди в туалет. Караулил людей в тёмных коридорах, спрашивал дорогу, — от него шарахались. Стучал в комнаты; на него смотрели и захлопывали двери. Видок и правда был ещё тот. Бросался на редкие телефоны общего пользования, пытался вызвать милицию, но не мог назвать адрес. Вызывал службу спасения и долго ждал, что хоть кто-нибудь приедет; никто не приезжал. Скитания его были похожи на сон, вязкий и больной.
Кстати, про сон. Валясь с ног от усталости, он забрался в чей-то платяной шкаф и там поспал, скорчившись, как младенец в утробе, — на тряпье, воняющем нафталином. А проснувшись, выползши наружу, вдруг увидел…
Невысокий, стриженый под бокс, в форме охранника. Топает себе, переваливаясь на коротких ногах. Тот самый, которого описал однорукий! Брезгливо обогнув Макса, потопал дальше, то ли в туалет, то ли ещё куда. Макс колебался лишь мгновение. Отставив тапки (шаркают!), догнал этого перца — бесшумно, на носочках, — и всадил двумя руками штык ему в шею. Сверху вниз. Лезвие с хрустом вошло рядом с позвоночником. Мужик споткнулся, неопределённо хрюкнув, и упал лицом вперёд.
Он был ещё жив, когда его обыскивали, а копыта откинул, когда Макс запихивал тело в шкаф. Под синей курткой обнаружилась интересная штуковина — стальной трезубец, носимый в верёвочной петле. Инструмент мясников, называется «лапой», вспомнил Макс. Похоже, не врал однорукий — это душегуб, может, даже маньяк… Рыская в поисках кухни, он крикнул:
— Я всё сделал!
На крик захлопали двери, повысовывались рожи. Ответа не было.
Он заметался. Коридоры с высоченными потолками, развилки, тупики, «чёрные» ходы… нет ответа. Неужели — зря? Он завыл:
— Вы же обещали!
И вдруг понял, что лабиринт из старых квартир постепенно превращается в подземелье. Вместо коридоров пошли катакомбы с низкими арками, на полу захлюпала вода. Было совершенно темно, двигаться приходилось при свете зажигалки. Он наткнулся на скелет в лохмотьях, наступил на истлевшие кости… ага, не один я такой, чему-то обрадовался он. Плутают братья по несчастью, тоже ищут выход… Впереди появилась яркая точка света, в грудь толкнул порыв холодного ветра. Макс ускорил шаг, подгоняемый лихорадочной надеждой, и вскоре… вскоре…
Сбежав по ступеням и открыв чугунную решётку, он оказался в огромной трубе современного тоннеля. С кабелями и рельсами.
Метро!
Пол трясся, ослепительная звезда выныривала из-за поворота. Обезумев от радости, проклятый побежал навстречу, махая пиджаком.
Последнее, что он услышал, был скрежет тормозов. Последнее, что увидел — накативший лоб электропоезда.
Он всё-таки стал своим.
