Комментарий к "Категориям" Аристотеля. Фрагменты - [5]
[Теперь], поскольку о назначении предикаментов уже сказано, нужно коротко осветить полезность этого труда. Ведь поскольку бесконечное [число] вещей обозначается так же бесконечным [числом] звуков и, как уже было сказано, не может подпасть под [рассмотрение] науки, этим ограничением (definitio), каковое совершается делением на десять предикаментов, мы приобретаем науку (disciplina) обо всех вещах и обозначающих звуках. Отсюда следует, что стремящимися к [изучению] логики эта книга должна быть прочитана первой, поскольку, так как вся логика строится на основании силлогизмов, а силлогизмы связываются посылками (propositio), посылки же состоят из слов (sermo), первая польза [этой книги] - познание того, что обозначает то или иное слово (sermo) определением особой науки. Это исследование десяти предикаментов также весьма полезно для нас при рассмотрении физического учения и моральной философии Аристотеля, что станет для изучающих более ясным из отдельных [случаев]. Поэтому содержание этой книги затрагивает также и порядок [учения]. Ведь так как простые вещи по природе предшествуют составным и составные образуются из простых, то эта книга Аристотеля, поскольку трактует о простых звуках, обозначающих вещи, согласно истинной природе самой простоты, является первой для начинающих.
Нет почти никакого сомнения, к какой части философии относится замысел этой книги. Действительно, тот, кто трактует об обозначающих звуках, будет в известной мере трактовать также и о вещах, поскольку вещь и обозначение вещей связаны. Но первично то исследование, которое относится к словам (sermo), и вторично - то, которое относится к смыслу (ratio) [17] вещей. И поскольку все искусство логики относится к речи (oratione) и в этом труде повествуется преимущественно о звуках, то, хотя эта книга и сопряжена с другими частями философии, она все же преимущественно относится к логике, о некоторым образом простых элементах которой, то есть о словах (sermo), я в ней прежде всего и рассуждал. И эта книга принадлежит Аристотелю, а не кому-то другому, потому что вся его философия согласуется с предметом данного труда, кроме того, сама краткость и тонкость [повествования] неотличимы от [характерных для] Аристотеля, к тому же труд, который он написал о силлогизмах, выглядел бы неоконченным и незавершенным, если бы он не предпослал бы ему [книгу] о посылках или пренебрег бы трактатом о первых звуках, из которых состоят посылки. Хотя есть еще и другая книга Аристотеля, повествующая о том же самом, почти того же содержания, пусть и отличная по речи, но [именно] эта книга [то есть "Предикаменты"] открывает счет собственным [работам Аристотеля]. Архит [18] также составил книги, которые назвал "katholoi logoi" ("Общие слова"), в первой из которых расположил эти десять предикаментов, отчего некоторые более поздние [писатели] подозревают, что изобретение такого деления принадлежит не Аристотелю и что то же написал муж пифагореец. Такового мнения придерживался философ Ямвлих [19], которому возражал Фемистий [20], полагавший, что [автором названного труда] был не Архит, пифагореец из Тарента, который был также другом Платона, но некий перипатетик Архит, который новому труду придал авторитет древностью имени.
Сохранились различные заголовки [трактата Аристотеля], поскольку одни называли [его книгой] о вещах, другие - о родах вещей; их сбила с толку одна и та же ошибка. Ведь, как мы уже сказали, в этом труде речь идет не о родах вещей, не о вещах, но о словах (sermo), обозначающих роды вещей. Об этом заявляет сам Аристотель, говоря: "Из того, что говорится без какой-либо связи, каждое обозначает или субстанцию или количество [и т.д.]" [21]. Если бы он производил деление вещей, то не говорил бы "обозначает"; ведь вещи обозначаются, но сами не обозначают [22]. Еще одним весомым доказательством того, что Аристотель рассуждал не о вещах, но о словах (sermo), обозначающих вещи, являются его следующие слова: "Каждое из названного само по себе не говорится в утверждение; утверждение получится при их связи друг с другом" [23]. Если же вещи соединятся, то они никоим образом не произведут утверждения, ибо утверждение пребывает в речи. Поэтому, если при соединении предикаментов производится утверждение (а утверждение пребывает только лишь в речи, и то, что соединяется для произведения утверждения, есть звуки, обозначающие вещи), то трактат о предикаментах повествует не о вещах, а о звуках; следовательно, неудачно называли [этот трактат книгой] о вещах или родах вещей. Иные отмечают, что [заглавие] этой книги должно читаться [как] "Антетопика", что весьма абсурдно. Почему же не лучше - "Антефизика", как будто для физики от этой книги меньшая польза? Почему не лучше озаглавить "Пред-об истолковании" или "Антеаналитика" в связи с тем, что "Первые аналитики" читаются раньше "Топики" и книга "Об истолковании" предлагается начинающим для изучения раньше "Первых аналитик"? Поэтому надлежит отринуть саму мысль о таком заглавии и сказать следующее: поскольку существуют первые десять родов вещей, было необходимо, чтобы существовали десять простых звуков, которые сказываются о подлежащих вещах, ибо все, что обозначает, сказывается о той вещи, которую обозначает. Следовательно, книга должна быть названа "О десяти предикаментах".
Вершина творчества Боэция — небольшое сочинение «Об утешении философией», написанное в тюрьме перед казнью. Оно теснейшими узами связано с культурой западного средневековья, а своими поэтичностью и гуманизмом сохраняет притягательную силу и для людей нашего времени. В течение многих веков «Утешение» оставалось неисчерпаемым кладезем философского познания и источником, откуда черпались силы для нравственного совершенствования и противостояния злу и насилию.В «Утешении» проза чередуется со стихами — Боэций избрал довольно редко встречающуюся в античной литературе форму сатуры, т.
Настоящий том «Библиотеки античной литературы» по существу впервые знакомит русского читателя с латинской поэзией IV–VI вв. нашей эры. В книгу вошли произведения крупных поэтов той эпохи, таких как Авсоний, Клавдиан, Рутилий Намациан, стихи менее значительных авторов, и анонимные произведения. Не менее велико и разнообразие представленных в книге жанров — от крупной поэмы до мелкой эпиграммы. Разнообразие и новизна материала — залог большой познавательной и культурной ценности данного тома.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Боэций как один из родоначальников схоластического анализа христианских догматов.В сущности, реализация аристотелевской логическо-категорийной структуры на христианско-теологическом субстрате.
Логические трактаты Боэция - характернейший пример рафинированной схоластической логики и силлогистики раннего европейского средневековья. Авторитет Боэция как логика был в Средние века чрезвычайно велик: его имя называли вторым после Аристотеля.
Книга посвящена философским проблемам, содержанию и эффекту современной неклассической науки и ее значению для оптимистического взгляда в будущее, для научных, научно-технических и технико-экономических прогнозов.
Основную часть тома составляют «Проблемы социологии знания» (1924–1926) – главная философско-социологическая работа «позднего» Макса Шелера, признанного основателя и классика немецкой «социологии знания». Отвергая проект социологии О. Конта, Шелер предпринимает героическую попытку начать социологию «с начала» – в противовес позитивизму как «специфической для Западной Европы идеологии позднего индустриализма». Основу учения Шелера образует его социально-философская доктрина о трех родах человеческого знания, ядром которой является философско-антропологическая концепция научного (позитивного) знания, определяющая особый статус и значимость его среди других видов знания, а также место и роль науки в культуре и современном обществе.Философско-историческое измерение «социологии знания» М.
«История западной философии» – самый известный, фундаментальный труд Б. Рассела.Впервые опубликованная в 1945 году, эта книга представляет собой всеобъемлющее исследование развития западноевропейской философской мысли – от возникновения греческой цивилизации до 20-х годов двадцатого столетия. Альберт Эйнштейн назвал ее «работой высшей педагогической ценности, стоящей над конфликтами групп и мнений».Классическая Эллада и Рим, католические «отцы церкви», великие схоласты, гуманисты Возрождения и гениальные философы Нового Времени – в монументальном труде Рассела находится место им всем, а последняя глава книги посвящена его собственной теории поэтического анализа.
Монография посвящена одной из ключевых проблем глобализации – нарастающей этнокультурной фрагментации общества, идущей на фоне системного кризиса современных наций. Для объяснения этого явления предложена концепция этно– и нациогенеза, обосновывающая исторически длительное сосуществование этноса и нации, понимаемых как онтологически различные общности, в которых индивид участвует одновременно. Нация и этнос сосуществуют с момента возникновения ранних государств, отличаются механизмами социогенеза, динамикой развития и связаны с различными для нации и этноса сферами бытия.
Воспоминания известного ученого и философа В. В. Налимова, автора оригинальной философской концепции, изложенной, в частности, в книгах «Вероятностная модель языка» (1979) и «Спонтанность сознания» (1989), почти полностью охватывают XX столетие. На примере одной семьи раскрывается панорама русской жизни в предреволюционный, революционный, постреволюционный периоды. Лейтмотив книги — сопротивление насилию, борьба за право оставаться самим собой.Судьба открыла В. В. Налимову дорогу как в науку, так и в мировоззренческий эзотеризм.
Книга дает характеристику творчества и жизненного пути Томаса Пейна — замечательного американского философа-просветителя, участника американской и французской революций конца XVIII в., борца за социальную справедливость. В приложении даются отрывки из важнейших произведений Т. Пейна.