Комбат - [23]
Пока подойдут основные силы врага, бой предстоял только с теми частями, что всегда были в обороне. Перевеса в численности у нас не было и перед вражьими силами в обороне, но не было большого перевеса и у фашистов. Тут наладилось своеобразное равновесие сил, позволявшее нам не пустить врага дальше.
Такое положение на линии фронта сохранится еще несколько часов, пока не подойдут части врага, подготовленные для наступления. Эти-то часы и хотело использовать наше командование для того, чтобы упреждающим ударом спутать планы врага и выиграть время. Атакуя наши позиции на исходе ночи, враги приучили нас думать, что в другое время не пойдут. Это тоже, несомненно, делалось для подготовки будущего наступления. В десять часов в обороне народу у нас было мало, снимались и посты охранения в нейтралке. Враг хотел использовать и эту возможность, назначив наступление в такое непривычное время. Он подготовился к наступлению хорошо. Но теперь и хитрость с сосредоточением сил в глубине обороны, чтобы мы ничего не узнали, и хитрость со временем наступления играли уже нам на руку. Чтобы принять какие-то контрмеры, у нас было немного времени. Два козыря могли нам помочь в успехе контрнаступления. Первое — мужество бойцов, второе — внезапность. Внезапность обеспечивалась не только атакой без артподготовки. Враг знал, что его планы известны, знал наши силы, и, конечно, в голове не держал, что мы пойдем в наступление. Он думал, что мы теперь мечемся, как бы что сделать, чтобы устоять в обороне.
Все это понимал комбат. Понимал он и почему непременно надо было взять поселок. Дело в том, что к поселку шла узкоколейка. Какого-то усиленного движения по ней замечено не было, но несомненно, что враг подготовил все, чтобы интенсивно использовать эту дорогу сразу, как начнется наступление. Тут было легче всего доставить войскам все необходимое, и в выборе места основного удара врагом эта дорога, конечно, сыграла немаловажную роль, Надо было вырвать у него эту возможность. Но риск был велик. А ну как застрянешь перед обороной врага, а силы его будут все расти? Своя оборона покинута, численный перевес на стороне противника, на него работают и укрепления, в которых он засел. Что тогда? Но и в обороне устоять вряд ли удастся. Так что решение командования было правильным.
Предстоял рискованный, беспощадный бой. Трудно было сознавать, что оголялась оборона, а за спиной никого не оставалось, и, если не хватит сил сломить врага, дорога ему открыта… Когда еще наше командование сможет стянуть силы? Может, и поздно будет? Да-а, было от чего задуматься…
Все молчали.
Чувствуя состояние комбата, комиссара и начальника штаба батальона, майор заметил:
— Конечно, хорошо бы переходить реку по мосту, а как его нет? Приходятся идти и по жердочке, и вброд. Трудно все, очень трудно, но другого выхода, друзья мои, нет…
— Это ясно… — ответил комиссар.
— А я вот что подумал, — обведя всех быстрым, горячим взглядом, заговорил Тарасов, — прикидывал я по-всякому в свободное время… Так, на будущее. Не век ведь будем тут торчать — вышвырнем их к чертовой бабушке. И вот что пришло мне в голову: собрать батальон в кулак, просечь в обороне врага сначала небольшую щель и ринуться в нее, раздирая вражью оборону в стороны. Вот здесь, — он показал на карте место стыка второй и третьей рот, — первыми пойдут штрафники, потом вторая рота, потом первая и последней — четвертая, так как им надо больше времени, чтобы подойти к месту прорыва. Прорвемся, а там уж попрем без оглядки. Задерживаться, конечно, нельзя. Задержись-ка, а их будет все прибывать да прибывать — труба дело выйдет. А кулаком-то пробить легче, если подвернется и еще что на дороге.
— А тут что останется? — командир полка провел по карте по линии обороны батальона. — Шаром покати? Становись на лыжи и иди хоть нам в тыл, хоть прямиком на Беломорск — никто не помешает.
— А если часть сил оставить на прежних местах, а основные, как предлагает комбат, стянуть в кулак, — предложил комиссар, — тогда наступать можно по всему фронту и сбить их с толку этим еще больше. Прорыв будет в одном месте, а атака всюду. Может, так попробовать?
Это предложение было заманчиво. Ворвавшийся в тыл противника батальон значил теперь много. Командир полка задумался, потом махнул рукой и проговорил:
— A-а, черт возьми, давайте по-вашему! И уж раз так, все вам отдам! В полк идут шесть танков, что есть у нас здесь, — пошлю их к вам. Но помните: если сорветесь, беды будет столько, что и не избыть скоро.
— Разрешите приступить к исполнению?
— Давай, комбат!
Тарасов вышел, послал связных во все роты — готовиться к маршу, разведчиков направил во вторую роту с приказом, чтобы Абрамов отобрал людей и вместе с разведчиками шел первым, по возможности без шума, прочищая узкую дорожку в обороне врага. На прежних местах, в обороне осталось каждое второе отделение взвода. Это должно было, хоть на время, сбить врага с толку.
Ветер колючими иглами гнал мороз на лицо, пробирался под шубу, деревенил пальцы. Но Тарасов радовался ветру: шумели ели и сосны, метался снег — укрытие лучше не надо. Тихо отдавались команды, редко звучали приглушенные голоса. Хлопоты, движения, тревоги, чувство приближающейся схватки не выдавались ни одним громким звуком. Только иногда раздавались приглушенные, шикающие голоса недовольства чьей-то неосторожностью или нерасторопностью. Такое вот состояние людей, когда каждый, как чирей, лучше не тронь, не смущало его и не вызывало, как раньше, чувства обиды и недовольства людьми. Знал комбат, что люди готовы биться, как и он сам, и зла у них на врага хоть отбавляй, а теперь, когда, может, через минуту примешь от него смерть, особенно. С подготовкой к прорыву шло как надо. Связные докладывали, что роты одна за другой выходили на указанные рубежи.
Имя Льва Георгиевича Капланова неотделимо от дела охраны природы и изучения животного мира. Этот скромный человек и замечательный ученый, почти всю свою сознательную жизнь проведший в тайге, оставил заметный след в истории зоологии прежде всего как исследователь Дальнего Востока. О том особом интересе к тигру, который владел Л. Г. Каплановым, хорошо рассказано в настоящей повести.
Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».