Команда «Братское дерево». Часы с кукушкой - [8]
Сзади подскочили, стянули у меня с головы шапку, и она пошла перелетать от одного к другому. Напрасно я гонялся за игроками по всему лугу и требовал вернуть мне шапку — они так самозабвенно ее пинали, что попросту не замечали меня. Не знаю, сколько бы я еще пробегал, выклянчивая злополучную шапку, если бы она вдруг не отлетела к девчонкам. Не раздумывая, Мира отняла ее у подруги и принесла мне.
Ух, что тут началось! Ребята осыпали нас насмешками, язвили, а потом принялись скандировать:
— Жених и невеста, тили-тили тесто! Жених и не-вес-та, ти-ли-ти-ли тес-то!
Я мял в руках шапку, готовый сквозь землю провалиться. Мира улыбалась и бросала в мою сторону лукавые взгляды. Вдруг к ней подлетели несколько мальчишек, подхватили под руки и потащили ко мне.
Ну что, скажите на милость, я должен был делать? Я побежал. Я бегу, а они за мной. Я быстрей, и они ходу прибавляют, да еще орут как оглашенные. Залез я на первую попавшуюся вербу и затаился среди веток — спасся, думаю. Да куда там! Ватага преследователей, потешаясь вовсю, собралась под деревом. Когда этого им показалось мало, они решили, что и Мира должна составить мне компанию на вербе. Но тут меня будто что толкнуло: спрыгнул я вниз и выпалил им в лицо:
— Да, я люблю Миру! Люблю, и вас это не касается!
Чтобы дело приняло совсем уж никудышный оборот, прибежал брат Миры. Это Бузо его позвал, будь он неладен. Скроив зверскую мину и выпятив грудь, Мирин брат со всего размаху залепил мне пощечину.
— Я, кажется, предупреждал, чтоб ты не смел с моей сестрой шашни заводить! — И давай мне пинки отвешивать.
Все расступились. Только Мира стояла рядом и, прижав ладони к лицу, плакала.
Когда ее брат наконец убрался, к ней подошел Васе и сказал:
— Ну чего голосишь? Тебя, что ли, били? Мира взглянула на меня и опять зарыдала.
В довершение ко всему кто-то додумался разбудить тетю Анджу и доложить ей обо всем, что со мной стряслось.
— Больше уж я вас никуда водить не буду, — огорчилась учительница и велела привести осла.
III
Идея, подброшенная нам Коле, была быстро приведена в исполнение. На клочке земли, похожем на расстеленный у подножия холма зеленый ковер, закипела работа. Дело нашлось каждому: один таскал жерди, другой — ветки, третий добывал гвозди, солому, и всего за каких-нибудь три дня шалаши были готовы. Это были превосходные шалаши с дверями, окнами и крышей, а места в них хватало как раз для нас семерых. В случае необходимости там можно было даже пожить день-другой в свое удовольствие, переждать дождь, спрятаться от ветра или другой какой напасти. Но старались мы совсем не для этого, ради подобной ерунды мы бы пальцем о палец не ударили. Идея состояла в другом: открыть в шалашах лавки. И они открылись. Да такие, каких белый свет еще не видывал. В одну мы понатащили тыщу полезных мелочей и безделушек — от иголок и вязальных спиц до часов, служивших когда-то самым разнообразным целям: звонить, тикать, куковать на стенке или трястись в специальных кармашках на брюках. Были здесь и всевозможные консервные банки с пестрыми наклейками и надписями — читай их хоть целый день, все равно ничего не поймешь; бутылки разной высоты и толщины — одни из них умещались на ладони, другие можно было носить на плече на манер ружья; всякие там браслеты, колечки, ремешки, сережки, цепочки, пуговицы, перочинные ножички, расписные кувшины, свистульки, ручки от зонтов, подковы, шилья, колеса от тачек, ярмарочные трещотки… Легче сказать, чего не было.
Стены, окна, углы и столы второй лавки были увешаны и уставлены вещами совсем иного толка, вызывавшими оторопь и восхищение у всех, кто сюда входил. Это были разные по величине и исполнению картинки и фотографии, обертки от шоколадных конфет и вырезки из газет и журналов; рождественские и пасхальные ангелочки и святые угодники красовались здесь вперемежку с отцом Калчо в бытность его солдатом, с братом Танаса, с матерью Васе, когда она была невестой, и, конечно же, с моим дедом, обнявшим бочонок вина.
Все, что было выставлено на обозрение, продавалось почти даром: за печеные яблоки и тыкву, пригоршню сахарного песка, медную монетку, вареную картофелину, маринованный перец и прочую пустяковину. Яркие надписи над входом лавки лаконично сообщали: «ДАЙ — НА!» и «БЕРУ — БЕРИ!».
Не успеют, бывало, закончиться уроки, а к нам уже валом валят покупатели. Вся школа у нас перебывала. Шум, гам, давка… Будь наша команда хоть в два раза больше, пожалуй что, и тогда нам бы не навести маломальского порядка. Одни торгуют, другие безотлучно сторожат у входа, готовые в лепешку расшибиться, а не дать проникнуть в лавку никому из шайки Бузо.
Бузовцы кружили возле шалашей, прикидываясь, будто что-то потеряли, или кричали благим матом, что их якобы надули. Мы отгоняли их пинками, и торговля шла без сучка без задоринки.
Но сегодня в школу прибежал взъерошенный Танас и, с трудом переводя дыхание, выпалил с порога:
— Все пропало!
— Да что случилось? — затормошил его Коле. — Выкладывай все по порядку.
— Плакали наши шалаши, — всхлипнул Танас.
— Что с ними? — всполошились мы.
— Бузо, чтоб ему провалиться, захватил их со своей оравой.
Вниманию читателей предлагаются произведения, созданные в последнее десятилетие и отражающие насущные проблемы жизни человека и общества. Писателей привлекает судьба человека в ее нравственном аспекте: здесь и философско-метафорическое осмысление преемственности культурно-исторического процесса (Милорад Павич — «Сны недолгой ночи»), и поиски счастья тремя поколениями «чудаков» (Йован Стрезовский — «Страх»), и воспоминания о военном отрочестве (Мариан Рожанц — «Любовь»), и отголоски войны, искалечившей судьбы людей (Жарко Команин — «Дыры»), и зарисовки из жизни современного городского человека (Звонимир Милчец — «В Загребе утром»), и проблемы одиночества стариков (Мухаммед Абдагич — «Долгой холодной зимой»). Представленные повести отличает определенная интеллектуализация, новое прочтение некоторых универсальных вопросов бытия, философичность и исповедальный лиризм повествования, тяготение к внутреннему монологу и ассоциативным построениям, а также подчеркнутая ироничность в жанровых зарисовках.
В книгу «Солнечный ручеёк» вошли удивительные, искренние рассказы, полные света и добра.Они учат детей сердечным отношениям с родными и близкими людьми, с домашними питомцами, учат любить и ценить красоту окружающего мира, а ещё – фантазировать и мечтать.
«Конец Желтого Дива» — продолжение популярной книги Худайберды Тухтабаева «Волшебная шапка», удостоенного за эту повесть, напечатанную на многих языках народов братских республик и зарубежных стран, Премии Ленинского комсомола Узбекистана.Герой романа — смышленый озорной паренек — уже вырос и служит в милиции, вместе со своими старшими товарищами участвуя в сложных, порою опасных операциях против жуликов, хапуг, не желающих жить по законам нашего общества.
В этой книге рассказывается о дружных, веселых ребятах, которые живут в городе Фантазеров и очень-очень любят свой город. Они знают, что от взаимопонимания, желания прийти на помощь, добрых и хороших дел зависит процветание их маленького городка.Первая книга о городе Фантазеров вышла в 2004 году и стала подарком первоклассникам от главы города Лобня С.С. Сокола. Ребята нарисовали много рисунков. Лучшие из них вошли в эту книгу.
Необыкновенные истории обыкновенного мальчика Тимофея. Он надёжный друг и большой выдумщик. А может быть, он живёт в вашем дворе, и вы его знаете?
«В этом году все друзья Джея разъезжались на каникулы. Он представлял, как они будут путешествовать по городам, расположенным на спинах гигантских черепах, или охотиться за Неуловимым озером, которое постоянно перебиралось с места на место…А Джей все лето просидит дома и ему даже не с кем будет поиграть.– Я накоплю магии и создам себе говорящую лисичку, – объявил он старшей сестре Фиби. – Помнишь, когда я был маленьким, у меня была любимая игрушка? Я хочу точно такую, но живую – умную, добрую и храбрую.