Колючий мед - [95]

На секунду замолкаю.

– Кстати, я тут на днях съездила в Лахольм посмотреть на вашу скульптуру, – добавляю я.

– Вот как? Ну и как, стоит?

– Вы не слышали, что она пропала?

– Нет, не знал. А что случилось?

– Похоже, она пропала пару лет назад, когда ее сняли, чтобы отреставрировать. В городской администрации считают, что она по ошибке попала в какое-то фондохранилище. Но, в любом случае, я разговаривала с дамой, которая в свое время присутствовала на открытии – ее отец монтировал скульптуру в сквере. Она и рассказала мне, что ваша настоящая фамилия – Аксельссон.

– Но уж это Вероника должна была бы знать. – Старик смеется.

– Вот как? Почему?

– Она же сама придумала это имя – Бикс.

– Правда?

– Да, тем летом. Оно было не очень плодотворным, но две работы, что я тогда сделал, подписаны этим именем. – Он откашливается. – Этой скульптуры в Лахольме могло и не быть, все к этому шло. Я закончил ее только год спустя, когда сошел на берег.

– Вы уходили в море? – спрашиваю я.

– Да, всего на несколько месяцев, сразу после окончания академии. Я слонялся некоторое время, размышляя, чем мне заняться. Разумеется, у меня были грандиозные планы, но зарабатывать на жизнь своим творчеством не так-то легко. Для этого нужно либо отречься от себя и внешнего мира, либо иметь начальный капитал, чтобы продержаться. В конце концов я нанялся на судно, отправлявшееся в Южную Африку, решив, что неплохо бы немного посмотреть мир, но дальше Лиссабона я не уплыл.

Бу откашливается.

– Матрос из меня чертовски плохой получился. К качке я так и не привык. Когда вернулся домой, старый знакомый пустил меня поработать в свою мастерскую в Майурне, и я закончил скульптуру за одну ночь. На следующее утро сел в машину и сразу отвез ее в литейную мастерскую. Я не был уверен, что в Лахольме эта скульптура еще будет нужна с таким опозданием, но они все равно ее приняли. Таким образом, круг замкнулся.

Он умолкает.

У меня возникает странная мысль: губы человека, говорящего сейчас на другом конце провода, целовали Веронику шестьдесят лет назад. Могу себе представить, что глубоко и страстно. Интересно, сколько существует на свете таких пар, губы которых помнят друг друга по поцелуям?

Перехожу к делу, дальше затягивать вопрос не имеет смысла:

– Не знаю, насколько это уместно, но думаю, что Вероника была бы рада встретиться с вами вновь, – говорю я, нервно сглотнув.

– А почему бы ей самой тогда не позвонить?

– Она не знает о нашем с вами разговоре. Я хотела сначала уточнить, как вы отнесетесь к этой идее. Если у вас нет желания, так и чувства зря бередить не нужно.

Мой голос обрел деловой тон, как раньше на работе.

Голос в трубке опять умолкает. Слышен слабый скрежет.

– Когда, вы полагаете, такая встреча могла бы состояться?

– А когда вы смогли бы? Поезд из Гётеборга ходит часто, и я могу встретить вас на станции. Я сама недавно ездила по этому маршруту – поезд идет около двух часов. Она сейчас находится в больнице в Энгельхольме.

Он глубоко вздыхает. Чувствую, как дрожит его рука, понимаю, как он, вероятно, сомневается. В самом деле, какой смысл спустя столько лет показываться на глаза предмету своей юношеской любви? Будь я на его месте, разве не предпочла бы оставить воспоминания в покое? Тем временем молчание продолжается.

– Или вы женаты и у вас ревнивая жена? – Пытаюсь разрядить обстановку.

– Да нет, что вы. – Он сухо усмехается. – На этом фронте, с женщинами, у меня все складывалось непросто. У меня за плечами два брака, вы только что беседовали с моей старшей дочерью Элин. Она и ее гражданский муж нынче распоряжаются багетной мастерской. Я изредка захожу сюда и только мешаю им. А помешать легко, я ведь живу в квартире этажом выше.

– Это удобно, – замечаю я. – Но значит, вы не продолжили карьеру в искусстве? Мне просто интересно.

Когда он отвечает, его голос становится немного сварливым, и дыхание учащается:

– Должен вам сказать, что обрамление картин – это само по себе уже искусство. Публика часто смотрит на рамы не меньше, чем на сами работы. А иногда и больше – от картины зависит. Правильный выбор багета может действительно подчеркнуть ценность картины. В шестидесятые и семидесятые годы дела мастерской шли хорошо, пока в продаже не появились готовые рамы. Тогда стало похуже, но у нас остались постоянные клиенты, понимавшие толк в предметах ручной работы. Многие из них до сих пор пользуются нашими услугами благодаря нашей репутации. Моя дочь работает с собственным столяром, изготавливающим багетные профили на заказ. У нее предпринимательская жилка развита лучше, чем у меня.

– Вы упомянули еще одну скульптурную работу вашего авторства, – говорю я. – Где она находится?

– В одной народной стоматологической клинике в провинции Блекинге. Глиняный настенный барельеф. С тех пор если я что-то и лепил, то в основном для себя, но и это было очень давно.

Поднявшись, я подхожу к окну. На улице паренек катает девушку на багажнике велосипеда. Велосипед качает из стороны в сторону, и они смеются.

– Так что скажете: смогли бы вы сюда приехать? – спрашиваю я.

– Да, пожалуй, смог бы. Завтра вас устроит?

– Да, прекрасно. Хотите, я проверю для вас расписание поездов?