Колючий мед - [38]

Шрифт
Интервал

– Я, наверное, не говорила, что к услугам наших постояльцев есть велосипеды?

– Нет, – отвечаю я.

– Они стоят на улице, со стороны двора. Есть дамские и мужские модели. Не хотите покататься?

– С удовольствием, – соглашаюсь я.

На секунду отвернувшись, девушка берет с полки ключ и протягивает его мне вместе с картой.

– Можете взять третий номер. Шины накачаны. Велодорожки на карте отмечены голубым цветом. При желании можно также прокатиться по дороге вдоль пролива Каттегат, этот отрезок обозначен красным.

Девушка показывает его пальцем с аккуратным маникюром.

– Среди наших постояльцев много гостей, приезжающих с собственными велосипедами, а те, которые в нашем распоряжении, – прогулочные, поэтому я не знаю, насколько комфортно на них ездить на дальние расстояния. Но все оборудованы корзинками, – с серьезным видом просвещает меня девушка. – Если сиденье слишком высокое, можете сами опустить его.

Она вынимает из ящика небольшой набор инструментов и протягивает его мне.

В сумочке лежат шестигранные ключи разных размеров и крестовидная отвертка. Я замираю с сумочкой в руках и недоуменно гляжу на нее.

Эрик однажды сказал, что, будь я домашним питомцем, продававшимся в зоомагазине, меня бы предлагали из-под полы. Потому что я представляю собой нестандартную модель, для которой требуются дополнительные детали, особый уход и инструменты, а также отдельная инструкция по эксплуатации. У меня свои специфические запросы, взгляды и предпочтения, и мне все требуется делать по-своему. Я не предназначена для новичков, но стою дополнительных хлопот. Когда он это сказал, мы долго смеялись вместе.

Чувствую укол в глубине груди, грусть внезапно становится невыносимой.

– Велосипедные шлемы у нас тоже, естественно, есть.

– Я обойдусь без шлема, – заявляю я.

– Мы только что получили меню на следующую неделю. – Девушка показывает на стопку отдельных листов на прилавке. – Госпожа Линдквист желает ужинать сегодня в обычное время?

– Да, спасибо.

Засунув меню в карман джинсовой куртки, выхожу во двор. Велосипеды стоят на парковке. Отстегиваю третий номер, сажусь на уже нагретое солнцем седло и еду вниз по холму, совершенно не беспокоясь о том, чтобы раскрыть карту.

* * *

В гостиной дома престарелых включен телевизор. Шторы опущены. В приглушенном свете едва различимы контуры двух человек на инвалидных колясках. На столе разложены китайские шахматы и «Эрудит». На сервировочном столике в углу стоит термос с кофе и блюдо с печеньем. Слышны только умиротворяющие звуки с кухни и реплики телевизионного реалити-шоу. Когда ко мне подходит Камилла, я вызываю лифт и уже собираюсь войти в него.

– Это опять вы? Длинное у вас интервью.

– Мне осталось задать пару дополнительных вопросов, – уклончиво бормочу я.

– На третьем этаже у нас сегодня беспокойно. Там рабочие циклюют паркет. А еще вчера скончался сосед Вероники, Харальд.

– Ой! А от чего от умер? – интересуюсь я.

– Вечером уснул, а утром не проснулся. До последнего сохранял ясность ума. Ушел в тишине и покое, всем бы такой конец.

Поправляя заколку на затылке, Камилла спрашивает, немного гнусавя:

– Как вы, кстати, оцениваете состояние Вероники? Она не заговаривалась, пока вы общались с ней?

Камилла смотрит на меня изучающе.

– Да нет, – отвечаю я. – Возможно, она слегка забывчива, но не критично. А что?

– Последние несколько месяцев у нее возникают проблемы с кратковременной памятью. Весной это было заметно периодами. Если вдруг она будет переспрашивать вас или забывать о договоренностях, скажите мне – возможно, это едва заметные симптомы неврологического заболевания. Честно говоря, Вероника всегда вела себя немного странно. Она чаще держится особняком, избегает общения с другими. – Камилла смотрит на меня, растирая одной рукой поясницу. – Могу ли я поинтересоваться, о чем вы с ней беседуете дни напролет?

– Да так, особенно ни о чем. В основном о старых воспоминаниях.

– Иногда глупо ворошить прежние чувства. С ними нужно обращаться поосторожнее. Знаете, некоторые из наших подопечных живут исключительно своим прошлым. У меня тут есть одна дама в отделении для лиц со старческим слабоумием, которая считает, что ей шестнадцать, и каждый раз, увидев свое отражение в зеркале, удивляется, кто это.

– Вот кошмар, – ужасаюсь я.

– Не для нее. В своем мире она чаще всего пребывает в гармонии с собой. Те, кто страдает деменцией, воспринимают впечатления извне не так, как мы. События сорокалетней давности невероятно свежи для них, но при этом они могут не знать, какой сегодня день недели и где они находятся. Детство для них так никогда и не заканчивается. Вы надолго?

– Не знаю, как получится, – с этими словами я вновь нажимаю кнопку лифта.

– В результате вы опубликуете статью?

– Да, так задумано.

– И между вами нет никакого родства? – Во взгляде Камиллы читается сомнение.

– Нет, – признаюсь я.

– Пожалуйста, ставьте меня в известность о своих планах, я хочу знать, кто и когда приходит и уходит. У Вероники, конечно, своя отдельная квартира, но здесь за многими круглосуточный уход, и им нужен покой. А сейчас тут в связи с ремонтом и всем остальным проходной двор – нужно как-то контролировать ситуацию. Кстати, можете ей напомнить, что сегодня в четыре пополудни в общей гостиной состоится музыкальное «бинго»? Будет здорово, если она присоединится к нам.


Рекомендуем почитать
Скиталец в сновидениях

Любовь, похожая на сон. Всем, кто не верит в реальность нашего мира, посвящается…


Писатель и рыба

По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!


Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.