Колючий мед - [37]

Шрифт
Интервал

– Ты с кем-нибудь встречаешься? – Бу смотрел на нее, прищурившись.

– Нет, – Вероника пожалела, что ответ вылетел так быстро.

– Я тоже нет, но у меня была девушка прошлой весной. Мы расстались по взаимному согласию. Она страдала тяжелыми осенними депрессиями.

Бу кивнул в подтверждение своих слов.

– Наверное, с такой трудно ужиться.

– Не то слово. А у тебя осенью не портится настроение?

– Да не особо.

Вероника опустила взгляд, надеясь, что он не уличит ее во лжи. Она чувствительно относилась к любой смене времен года, напоминавшей ей о зыбкости всего вокруг, иллюзорности покоя и отсутствии уверенности в чем-либо, даже в погоде.

– Кстати, ты окончила реальное училище? – Он зажмурил один глаз, глядя на солнце.

– Да, прошлой весной.

– Бьюсь об заклад, что с высоким средним баллом.

– Почему ты так считаешь?

– Ты производишь впечатление умной девушки. Такое всегда заметно.

– Не уверена.

– Да точно тебе говорю. Я к учебе был совершенно неспособен: один предмет с трудом на тройку натянул, остальные – неуды. Поэтому папаша и разрешил мне поступать в художественную школу. Любую другую учебу я все равно бы не потянул.

– А как ты понял, что хочешь этого?

– Пожалуй, благодаря Лассе – парню, с которым познакомился во время службы в армии. Нас с ним посадили в военно-морской архив рисовать карты. Ну знаешь, они чертят специальные карты, чтобы ввести в заблуждение русских на случай войны. Хотя это гостайна, так что не распространяйся никому.

Быстрым движением он доверительно накрыл ее руку своей и сразу убрал.

– Мы наносили разные мели, которых на самом деле не существует, чтобы не позволить им просто так пересекать проливы на своих подводных лодках. Это достаточно увлекательно. Так вот, этот паренек подрабатывал декоратором в универмаге. Именно он рассказал мне о том, что есть школы, где только рисуют. Вначале я думал, что он шутит. Раньше я никогда не слыхал о таком. Но я подал документы и поступил. Они смотрели на вступительные работы и, к счастью, не обратили внимания на оценки. – Бу слизал верхушку мороженого. Кончик его языка был ярко-розовым. – Папаша считает, что ничего путного из этого не выйдет, понятное дело.

– А на что ты живешь?

– Мать скопила небольшие деньги. Не очень много, но достаточно, чтобы продержаться на плаву еще год, покрывая расходы на питание и прочее. И потом, иногда я помогаю отцу на всяких стройках – он работает плотником. Папаша у меня тоже добродушный, просто ему пришлось многое пережить. Во время Зимней войны он доставлял товары первой необходимости попавшим в окружение частям в районе Финского залива. Когда он крутил баранку своего грузовика, под ветчиной у него всегда был спрятан пистолет, и он мог отстреливаться, если кто-нибудь попытается обокрасть его в пути. Но отец никогда ни в кого не стрелял. Если его останавливали, он отдавал все, что просили, не радея за нанявшую его транспортную компанию. Такой вот у него характер.

Бу взглянул Веронике в глаза.

– А твой отец чем занимается?

– Он умер.

– Ой, мои соболезнования. От рака?

– Нет.

– Я знал одного человека, умершего от рака. Это ужасно.

Бу участливо помотал головой.

Опять воцарилась тишина. Вероника сглотнула и отвела взгляд. Темный расплывчатый образ ее отца лучше всего уживался на краешке сознания. О нем не стоило упоминать.

– И что ты собираешься делать этой осенью? – спросил Бу, легонько толкнув ее в бок.

– Пойду учиться в Школу домоводства в Мальмё.

– А чему там учат?

– Вести домашнее хозяйство. Печь, крахмалить белье и тому подобное. Там еще немного обучают экономике. Мать и Сигне говорят, что люди, способные вести бухгалтерию, нужны везде.

– И ты действительно этого хочешь? Учиться в Школе домоводства?

– Точно не знаю. Чем-то ведь нужно заниматься.

– Да, полагаю, что так, – кивнул Бу в ответ. – Не хочешь как-нибудь прогуляться? Я могу везти тебя на багажнике.

– Да я сама умею кататься.

– Точно?

Он улыбнулся ей.

– Да.

– Неплохо для начала.

Он кивнул так усердно, что прядь волос соскользнула на лоб. Ей захотелось прикоснуться к ней. Провести пальцем до самых корней волос.

2019

Когда я звоню в колокольчик на стойке администрации, блондинка с кичкой появляется как по мановению волшебной палочки. Черт ее знает, где она скрывается. Может быть, за драпировкой, маскирующей вход в небольшое подсобное помещение с картонными коробками, который угадывается сразу за стойкой.

– Чем могу быть вам полезной? – требовательно спрашивает она.

– Я бы хотела забронировать еще несколько дней, – отвечаю я.

– На сколько вы хотите продлить ваше пребывание?

– Дня на три-четыре.

Девушка начинает перелистывать лежащий на стойке календарь и водить указательным пальцем по пустым страницам с бронированиями.

– У нас достаточно высокая наполняемость, но, думаю, я смогу выделить для вас несколько суток. С полупансионом?

– Да, благодарю вас.

Щелкнув ручкой, она что-то записывает.

– Значит, вы освоились? – девушка вопросительно смотрит на меня, оторвавшись от записей.

– Да, полностью.

– Нам очень приятно это слышать.

Успеваю подумать: «Кому это – нам?» За два прошедших дня, кроме нее, я больше никого из персонала не встретила. Даже горничная нигде не промелькнула, хотя, вернувшись домой от Вероники, я заметила, что комната убрана. «Значит, я уже начала называть пансионат домом», – иронически заметила я про себя. На стене за спиной девушки расположена полка темного цвета, где на кусочках мореной древесины красиво развешаны ключи. Украдкой смотрю на них.


Рекомендуем почитать
Скиталец в сновидениях

Любовь, похожая на сон. Всем, кто не верит в реальность нашего мира, посвящается…


Писатель и рыба

По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!


Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.