Колыбельная - [3]

Тобирама посмотрел на него так, словно Изуна подошёл к нему посреди важного совещания и на полном серьёзе заявил: «Небо голубое». Прозвучало и в самом деле как-то не очень; Изуна записал прокол на счёт усталого шума в голове.

— Нужно отдохнуть, — сказал он и провёл по лицу ладонями, помассировал переносицу. — Если случится чудо, и враги не появятся здесь до утра, завтра нам предстоит долгий забег, — потому что больше позволить себе идти они не могут.

Сосредоточенно кивнув, Сенджу прилёг — занял выжидательную позу, удобную ровно настолько, чтобы мышцы могли чуть расслабиться. Пробовать уснуть он явно не собирался, хотя как раз ему и стоило. В бою он принял основной удар на себя, пока Изуна шаринганил пространство, пытаясь понять, как выбраться из западни. Умения не подвели, и им удалось вырваться из плотного окружения — ценой ран, практически полностью растраченной чакры и припасов. В Стране Ветра тоже имелись сильные шиноби, и к сожалению, они предпочли разговаривать с объединением Учиха и Сенджу на языке силы, не дипломатии, предложенном Конохой…

Сенджу однозначно нужно отдохнуть — его ведёт, он хлопает ресницами, но продолжает бдение. Боится, что подкрадутся враги, пока он будет спать? Не может доверить свою безопасность Учихе?..

— Спи, — сказал Изуна с нотками раздражения в голосе. — Я посторожу.

Тобирама упрямо мотнул головой, не соглашаясь. Это недоверие — остаточное после лет войны или глубокое убеждение, насквозь пронизавшее его существо?.. Изуна не знал, но видел выход.

Он сел, выпрямив спину, и тихо запел. Первой в измотанный мозг пришла какая-то глупая детская песня, но суть не в ней — в мягкой иллюзии, вплетённой в наивные слова, призванной дать успокоение. Тобирама, обычно болезненно воспринимающий гендзюцу, не поморщился; в его глазах мелькнуло понимание, а после их заволокла сонная пелена. Полминуты спустя Сенджу тихо посапывал, устроив голову на краю футона.

Когда завершилась песня, а вместе с ней соткалась до конца паутина гендзюцу, Изуна поднялся на ноги и потянулся. Рядом со столиком юдзё он ещё раньше приметил таз с водой и теперь подошёл к нему, обмакнул полотенце в воду и принялся стирать кровь — свою и врагов — и пот с лица. После этого посмотрел на себя в зеркало, оценил припухлость левой скулы и скол на зубе. Радовало, что все его раны несерьёзны — по крайней мере, не относятся к классу «Пиздец наступит в течение суток»; самой большой проблемой оставался не восстановившийся пока резерв чакры. «Если на нас нападут в ближайшую пару часов, на Мангекью можно не рассчитывать», — подумал Изуна и через плечо посмотрел на Тобираму. Тот спал, свернувшись клубком, и однозначно не выглядел способным сражаться. Если потребуется, будет, конечно, но толку от него сейчас скорее всего ещё меньше, чем от Изуны.

Услышав в коридоре шаги, Изуна развёл шорох и даже постонал для конспирации. Когда за дверью вновь стало тихо, он прошагал к футону и улёгся на него, не расстилая. Как-то уж слишком рядом оказалась белая макушка Тобирамы — сейчас не очень-то белая, конечно, мягкие волосы покрылись пылью и кровью. Наверное мягкие; Изуна никогда не касался их голыми руками, если и хватал в бою, то только в перчатке — привычка носить их передалась от брата, да и с мечом обращаться удобнее.

Восполнить пробел в знаниях захотелось немедленно, и Изуна, подняв руку, не глядя запустил пальцы в волосы Тобирамы. Мягкие, и правда, в яркий контраст с самим Сенджу.

Странно, однако, выходит. Когда-то Изуна хотел эту голову настолько сильно, что готов был из кожи вон выпрыгнуть, лишь бы прикончить своего противника. Сейчас же он задумчиво пропускал между пальцами белые пряди волос Тобирамы и не испытывал даже тени желания схватиться за кунай и вспороть тому глотку. Что изменилось? Наверное, возможности.

Перевернувшись на бок, Изуна опустил голову на согнутую в локте руку, другой без спешки отведя пряди с лица Тобирамы. Вот нет в нём красоты в привычном смысле — а всё же привлекает. Действительно красив его брат, медово-коричный Хаширама, улыбка которого способна растопить все льды Страны Мороза. В Мадаре внешность отходит на очень далёкий план, стоит только встретиться с ним глазами — в них весь нии-сан, а не в сардонически искривлённых губах и вечных мешках под веками. А вот Тобирама притягивает взгляд всей своею неправильностью; среди квартета основателей Конохи он — белая ворона.

Изуна провёл подушечкой пальца по засечке на правой щеке Сенджу. Три брата — три шрама, чтобы помнить о каждом. Это ему рассказал Мадара, с которым в подпитии поделился Хаширама, беспокоящийся за при первой же возможности запирающегося в лаборатории младшего. Боялся, что тот слишком отстранится от мира. Изуна понимал обоих, никак не выдавал своего знания ситуации, но держал в голове заметку.

Мысли текли плавно, но все системы чувств были настороже, ловя тончайшие изменения в окружении. За стеной слева слышались звуки любви, в отдалении раздался звон переставляемой посуды, потянуло табаком. На шаги Изуна счёл не лишним вновь застонать, на этот раз громче, даже ругнуться, сопроводив это звонким шлепком по своему бедру. Смущение у него отсутствовало как таковое — не положено его иметь главе разведки, и в данной ситуации это было благом.