Колыбельная - [31]

А через полчаса я познала на себе все детское горе, когда ты только-только разыгрался, разгорячился — а тебя почему-то гонят домой скучные взрослые.

— Это только вы с Тайкой не мерзнете, — шепотом напомнил мне Лют и безапелляционно отобрал у меня картонку. — Марш греться!

Ответом ему был многоголосый вой, а я, затормозив и едва не присоединившись, внезапно обнаружила, что моя шуба отяжелела вдвое, забившись снегом, а собачий хвост по той же причине заметно прибавил в объеме. К тому же кое у кого из собравшейся компании яркий морозный румянец уже начинал бледнеть, и пришлось собрать силу воли в кулак и встать на сторону орды скучных взрослых, зачем-то загоняющих детей домой.

— А я-то маялся и гадал, куда сводить девушку, если в городе нет ни театра, ни кино, — рассмеялся Лют, остановившись на крыльце общежития и в чрезвычайно бодром темпе вытрясая снег из своей парки. Тайка радостно скакала вокруг, ловя пастью снежные комки, а в финале притормозила и вдруг так встряхнулась, что вытрясать можно было уже не только парку, но и самого Люта.

Вахтерша собаке предсказуемо не обрадовалась, но вошедший впереди нас обеих особист вежливо улыбнулся и клятвенно пообещал, что это ненадолго и животное будет тише воды ниже травы. Тайка и правда как-то присмирела, без единого звука позволив отвести себя на второй этаж.

Я постаралась не комментировать. Второй этаж — самый теплый, и обычно здесь селили отнюдь не третьи чины, но Лют уверенно свернул во внутренний коридор и открыл перед нами дверь на удивление просторной комнаты с собственной маленькой кухонькой, отгороженной от основного пространства платяным шкафом, и слишком широкой для одного человека кроватью, гордо занимающей добрую половину оставшегося места.

Тайка смотрела на нее с нескрываемым вожделением, но честно ждала, когда я сниму кроссовки — а потом коварная хозяйка вдруг цапнула несчастную изнемогающую от усталости собаку за ошейник и никуда не пустила.

— Тайка, нет!

Рыжая скосила на меня глаза, всем своим видом показывая, что Тайка — да, только отвернись, хозяюшка. Лют, посмеиваясь, поставил на пол дежурную миску, прихваченную из моего дома, и Тайка так дернулась, что первой оттуда едва не напилась я сама.

— Оставь, — махнул рукой особист. — Пусть отдыхает. Тебе, кстати, тоже советую, пока духовка греется. Как ты относишься к парным играм?

— К каким? — уточнила я, с некоторой неловкостью усаживаясь на чужую кровать. Оказалось жестче, чем я привыкла, но так удобно, что захотелось немедленно растечься лужицей, вытягивая позвоночник. Добыть себе, что ли, такой же матрас?..

Лют вместо ответа залез под кровать чуть ли не по пояс, заставив меня поджать ноги, и вытащил громоздкий голограф с двумя парами рабочих перчаток образца десятилетней давности.

— По вечерам напряжения не хватает, — пожал плечами особист в ответ на мой ошарашенный взгляд, — духовка чуть ли не по полчаса прогревается. Этой штуке электричества нужно ощутимо меньше, а Хотен говорил, что в институте ты его на раз уделывала, и мне любопытно уже черт знает сколько… сыграем?

— Шутишь? — дрожащим голосом спросила я, хватая перчатки. Знакомая тяжесть в ладонях отозвалась где-то внутри сладостным предвкушением. — Да это же… где ты его раздобыл? Их же сняли с производства!

А я не играла в парные бои уже лет шесть, с тех пор, как приказал долго жить папин игровой голограф. Но перчатки сели на руки, как родные, и пальцы помнили почти все комбинации жестов.

Голограф был древний, слабенький, и сквозь изображения бойцов отчетливо виднелась противоположная стена с тяжелым темно-зеленым ковром, но восторг от старого, уже почти позабытого развлечения все равно захлестнул меня с головой. Хотена я уделывала, положим, всего лишь один раз из трех, но кто сказал, что с Лютом будет намного сложнее?

Я завозилась на кровати, устраиваясь удобнее, покрутила запястьями, бросила выжидательный взгляд — и особист, коротко усмехнувшись, тоже натянул перчатки.

…с ним действительно оказалось сложнее. Кто бы сомневался.

Хотен выбирал себе крупных бойцов с мощными ударами — неповоротливых, но сильных; подставься пару раз — и ты уже проиграл. Я предпочитала играть за кого-нибудь мелкого и юркого: скорость и ловкость здорово помогали там, где не спасала броня и выносливость.

Лют придерживался той же стратегии. А скорость реакции у него оказалась куда выше моей.

Драться с ним было все равно что пытаться навалять собственной тени.

Первый же бой показал мою полную несостоятельность. Играть на равных не имело смысла: особист опережал меня на доли секунды, но чувствительной технике этого было достаточно, чтобы мой боец — гибкий парень в черном, чем-то неуловимо похожий на самого Люта — уже на второй минуте оказался распластанным на полу виртуального ринга.

— Раунд! — Лют улыбался — радостно и подначивающе.

Я показала ему язык и размяла пальцы.

Ладно, реакция у него лучше. Наивно было рассчитывать на то, что я смогу обыграть полевого агента так же, как педантичного, усидчивого ревизора.

Следующий бой я начала с плавного, неуловимого движения пальцами — словно играла на воображаемой арфе. Голограмма моего бойца пошла рябью: мощности отображателя не хватало, чтобы отрисовка поспевала за кодом — и мы видели только отдельные кадры. Вот черная фигура приседает, пропуская над собой ногу противника, не поднимаясь, бьет его в голень — и шкала жизни над игроком Лют резко уменьшается вполовину.