Колыбельная - [25]

— Ты улыбаешься, — пожал плечами особист. — Должно же у меня быть свидетельство, что с тобой это иногда случается?

Я показала ему язык — и даже успела сделать нормальное лицо до того, как он молниеносно выхватил переговорник и снова щелкнул камерой.

— Это твой сопровождающий? — спросила мама в трубке — должно быть, услышала голос.

— Да, — непонятно отчего смутившись, призналась я, подняв глаза.

Лют замер, словно мой взгляд пришпилил его к месту.

— Дай-ка ему трубку, — как-то излишне дружелюбно попросила мама.

— Надеюсь, ты не собираешься запугать агента по особым поручениям? — подозрительно уточнила я.

— Я не собираюсь, я запугиваю, милая, — ласково сообщила мама. — Ты же на него уже смотришь, как на потерпевшего? Дай ему трубку, закрепим эффект.

Не выдержав, я рассмеялась и, как послушная дочь, протянула Люту переговорник. Особист приподнял левую бровь, но трубку взял и дисциплинированно отчитался:

— Лют Жигарь, лицо по особым поручениям третьего чина, — молча продемонстрировал мне кулак и продолжил: — Чем могу быть полезен, госпожа Злобина?

Мама ответила.

Я бы дорого дала, чтобы посмотреть на дежурного по прослушке, потому как сам Лют сначала уставился на меня невидящим взглядом, каким обычно смотрят глубоко ушедшие в разговор, потом — покраснел, а под конец начал явственно давиться хохотом.

Кажется, запугивание не удалось.

— Так точно, госпожа Злобина, — ровный, невозмутимый голос до такой степени не вязался с расплывающимся в улыбке лицом, что я искренне пожалела, что у меня нет камеры. — Все согласно букве инструкции. Включая… — он осекся, выслушивая следующую мамину реплику. Левая бровь поползла еще выше. — Нет.

Я замерла, прислушиваясь, но мамину фразу так и не расслышала.

— При всем уважении к вам, госпожа Злобина, — наконец-то изменившимся голосом произнес Лют, — я не собираюсь это обсуждать с кем бы то ни было. Понимаю ваше беспокойство, но мое задание относится к грифу Ф-С.

Вот теперь мамино «Что?!», кажется, расслышала половина исследовательского центра.

— Да, вы вправе ознакомиться со всей общедоступной информацией как член семьи, — невозмутимо прокомментировал особист. — Я вышлю вам копию.

И вдруг — совершенно другим тоном, дружелюбным и теплым:

— Был рад познакомиться, госпожа Злобина.

Я с недоумением посмотрела на погасший экран переговорника.

Кажется, запугивание не то что не удалось — вообще сработало в обратную сторону.

— Что она тебе сказала?

— Ты всегда смеешься, когда кто-то представляется полным именем? — вместо ответа поинтересовался Лют.

Уловка удалась: я снова прыснула.

— Нет, ну сам прикинь…

— Я под этим именем двадцать восемь лет живу, — терпеливо напомнил он.

— Жаль, ты не видел, в какой восторг подобные имена приводят маму, — хихикнула я и отчего-то посерьезнела. «Злобный зачинщик» со скалящимся драконом на плече и толпой перепуганных подчиненных увязывался в чрезвычайно увлекательный образ, который, впрочем, мало ассоциировался со смешливым Лютом, обожающим утаскивать мой кофе. — О чем вы говорили?

Особист тяжело вздохнул и взъерошил короткий ежик волос на затылке.

— Знаешь, до сих пор я был уверен, что подобные разговоры обычно ведут суровые отцы семейства.

Я понимающе улыбнулась.

— Да, мама может… только мне почему-то кажется, что разговоры о серьезности намерений по слежке за мной плохо вяжутся с информацией по грифам секретности. Что значит «Ф-С»?

Ну да, конечно, нашла кого спрашивать, обреченно подумала я секунду спустя, потирая щелкнутый нос.

Проще будет узнать у самой мамы…

Глава 7. Up to no good*

(англ.) замышлять недоброе

Я честно выбрала центр переквалификации и сдала докладную уже на следующий день. Вовремя. К вечеру второго дня в исследовательском центре (полном на удивление живых крыс) появились первые добровольцы.

Познакомиться с ними, правда, удалось только на третий день, после всех инструктажей и бумажной волокиты, в которой я, к счастью, никак не была задействована. К моему удивлению, первым добровольцем оказалась женщина средних лет, еще вполне симпатичная, темноволосая и немного пухленькая — как и большинство уроженок с Целинных равнин; а вторым — совсем молодой паренек, такой тощий, что, первой посетившей меня мыслью была корреляция между участием в эксперименте и возможностью пользоваться бесплатной столовой при исследовательском центре.

Разница в жизненном опыте и, вероятно, целях участия во всей этой магической авантюре добровольцев ничуть не смущала: утром я обнаружила их за свободным столом, дружно уткнувшимися в какой-то альбом и с энтузиазмом тычущими пальцами в страницы.

— Здравствуйте, — внезапно оробев, поздоровалась я.

Зато Лют тут же вытянул шею, разглядывая альбом, и понимающе усмехнулся:

— О, каталог татуировок! Я в нем полдня рылся, пока не понял, что мне ничего не нравится и надо рисовать эскиз самому.

Я уронила челюсть и резко потеряла интерес к добровольцам.

— Погоди, так ты умеешь рисовать?

— Нет, — невозмутимо отозвался Лют. — Но я умею черкать на бумаге достаточно хорошо, чтобы нормальный художник понял, чего я хочу.

— Вы тоже добровольцы? — дружелюбно поинтересовалась женщина, с любопытством переводя взгляд с меня на Люта и обратно. — Я не видела вас на инструктаже. Меня зовут Мирина, а это — Стожар, — опомнившись, добавила она.