Коловращение - [3]

Что рождается, то в свой срок и разрушится, один закон не изменится. Что стробоскопом тем жизненным управляет. Тем самым, жисть — то лампочка, а закон — механизм, что энту лампочку моргать принуждает.

— А что ж по-твоему дискотека? — захикал, расслышав промовь, Сенька.

— А дискотека — судьба, в которой по-разному кажный в одном ритме плясать должен — без всякого смеху сказал Аруня.

Закон нужно прознать, потом на себе постигнуть, а дальше к нему приладиться, чтоб ничего в тебе супротив природы не возмущалось.

Завтра пойдёшь к гномам на услужение. В том для тебя немалая польза будет, к тому же должок у них за тобой числится.

Вспомнил Сенька как гномы над ним хикали и взбеспокоился.

— Не хочу я к тем насмешникам шаркаться, да и какая польза в том для ученья будет ихни насыпи цементировать?

— Насыпи делать — то их задача — заспокоил его Синегорович. К такой работе ты не слишком уж приспособлен. Найдётся у них под тебя дело. А сущности они чистые. Не гляди, что иначе тебе в раз первой чудилось. Это ты из своей вредности гномов не скумекал, а как с любовью к ним относиться станешь, они такой же возврат и тебе отплатят. На то и есть эмоций коловращение. Кажная думь в обратку тебе денется — хорошая и плохая — всё одно по башке хряпнет.

Утром гномы сами пришли за Сенькой и сразу задание перед ним поставили.

— За десяток километража есть деревни Буряк и Калиновка. Меж ними река Маша проистекает. Сто лет те деревни меж собой бьются, и не может война искончиться потому, как соседи реку подразделяют. Кажный присвоить её себе хочет. Оттого Маша вся от кровей красная. И вода у ней кровью пахнет.

— А откуда ж у них столько солдат взялось, раз целый век насмерть колошматятся? — взлюбопытился Сенька.

— В том и дело, что их два осталось, а победить друг — дружку не можут.

— А вам оттого какое дело? Ваша работа камни да горы строить.

— Один рукав Маши за Синей горой течёт. Если военство поганое не окончится, то всем нам от той заразы капут будет. Злобья от них столько по воздуху сеется, что ужо звери лесные грызться друг с другом начали, — сказали гномы и поёжились неприятно.

— И на что ваш ужастик личности моей сдался? — проехидничал Сенька Джон, неприятность подозревая.

— Ты человек, — отозвались гномы, — и всё человечье тебе понятно. Загрубели души воимщиков, глаза пеленой задвинулись — духов лесных и нас, гномов, видеть уже не умеют. Сходи ты к ним и опробуй уразумить непотребства свои бросить. Пусть цветут их деревни добром и красотами прежними.

— Да вы что? — всполошился Сенька, — Если то целый век гномятине не под силу, могу ли я — людина-обыкновенщик ту завихрень выпутать. Тем боле я раньше и сам развендчик был.

— Вот то и оно — подскочили гномы, — ярость ихняя тебе распонятна и сердце что нибудь да подшепчет.

Делать нечего, пошёл Сенька-Джон в замок белокаменный, где у него резиденция спальная измещалась, и стал в дорогу збираться.

Арун вещами его полезными обзаботил: «Вот тебе, Сенька, куль с грибами сушёными. Как встребнется помощь бескомпромиссная — съешь — и прибудет к тебе дух удружливый. Вот словарь волшебный энциклопедный — кажный вопрос в нём ответами отражается. А вот и слово моё путеводное: иди и во всём по велению сердца действуй».

И отправился Сенька-Джон по лесным пешкострадам топать. Идёт-бредёт, а навстречу ему избушка на птичьих лапах шествует. Встал Сенька, будто в Мать Сыру землю вкопанный, и она рядом остановилась. Присел на муравку, открыл словарь ветхомудрый да на букву «и» сообщень выучил: «Избушка на курьих ногах — то жилище Ягини. Она же Буря-Яга, Ясуня Святогоровна, Ася Звездинка, Золотая Матерь Дива Дыевна, Домна и богиня Сида — в разных перерождениях. Некогда в пышной младости была она девой красавицей — царевной-лебедь Азовушкой. Имелся у ней супруг возлюбленный — бог великомудрый Велес. А как отправили чёрные боги Вий да Дый мужона в царство посмертное — скурвилась с горя, и прозвали её Бурей-Ягою Золотой Ногою за вредность, в страданиях приобретённую».

Зажалел Сенька Ягиню и решил хорошь для неё сделать. Вскочился в избу, а там грязынь-паутинь воняется. Обмёл полы, пыль вытер, затопил печь и обед сделал из запасов в той избе найденных. Картошки фри сжарил, чисбургеры творожные сляпал, а в конец пепси-колы накипяточил. Тут стемнело синее небо и дубравы переклонились. В огненной ступе Яга влетела и принюхавшись завопила:

— Кто здесь духом человеческим воздух испортил?

— Прошу к столу, бабушка, меню макдональдсовое отведать — завежливелся Сенька.

— Ишь ты, обдивилась Ягиня. Кто ты таков будешь и зачем пыль вековую за порог выбросил?

— Я Сенька-Джон из Вашингтон-града, ученик Аруна Синегорыча. Иду речку Машу спасать, гномами посланный. А тебе схотелось приятность доставить, небось устала с дороги, Ягушка?

— Да ну тебя! Коль невкусным обед покажется, я тебя заместо него съем, а пондравится, опосля и поговорим. Испугался Джон, а вдруг Ягиня картошку фри не любит? Но упомнил наставы Синегорыча, что все во вращении обратно бахнется, и стал хорошие мысли думать. Нажевалась Яга стряпни Сенькиной, запила пепси-колой, отрыгнула кислятным привкусом и сказала: «Не буду тебя сегодня есть. Разжижил ты сердце старушечье, помогу тебе, так и быть. Речку Машу твою любовь выспасет. Любовь, она всякой бурдни превыше. За двенадцать отсель вёрст особняк средь поляны высится. В нём бывут две сиротки-красавицы и тоскуют по душам сродственным. Пошкреби ты к ним, да скажи как есть. Эти воины неуёмные женихами для них по звёздам передназначены. Как завидятся, сразу же и вамурятся с первовзглядья. Тут и придёт конец враждухе смертоопасной».