Колос времени - [16]

– Ну… да.

– И ты не считаешь их увлечение неприличным? А между тем, в нем проявляется один из древнейших инстинктов – инстинкт собирателя. Новорожденный ребенок сосет молоко – а это сложный инстинктивный акт. Если дашь ему палец, он за него уцепится так, что его можно будет поднять. Это тоже инстинкт, древний инстинкт приматов – найти мать и уцепиться за ее шерсть. И кстати, остается на всю жизнь, потому что сигнализирует о защищенности – если мама рядом, все в порядке. Ты вот, когда волнуешься, начинаешь теребить волосы, собственную шерсть, которая всегда под рукой…

– Хватит! – в конце его пылкой речи Веру начал разбирать смех. – Я все поняла. Мы все – рабы инстинктов, так? Разум тут бессилен и все такое…

Но разошедшегося темполога было не остановить.

– Неправда! Врожденные программы поведения нам необходимы просто для того, чтобы выжить, разум же существует не для борьбы с ними, а для сотрудничества. Мы не автоматы, в конце концов! Сознание позволяет нам оценивать возможные варианты наших действий, давая возможность анализировать и делать выбор…

– Да, да, да… Только очень тебя прошу, будь так добр, пожалуйста, пусть это сотрудничество будет у тебя непрерывным. Если ты опять начнешь наскакивать на какую-нибудь девушку… В общем, держи свои инстинкты при себе!

– Хорошо, постараюсь. Только твоя подруга сама была не против, ты же видела, она сразу включилась в процесс токования…

– О, Господи!

– Нет, правда. Может, у нее…

– Замолчи, или надену намордник!

– Агрессивность к себе подобным – врожденная программа, служащая для замены физических стычек стычками психологическими.

– Хочешь проверить? – Вера выразительно покачала сумкой.

– Пожалуй, не стоит.

Несмотря на Юлькины заверения, идти было не так уж и близко. Невыносимая жара после вчерашней мимолетной грозы с удвоенной силой навалилась на город, превращая его центр в раскаленную духовку. Воздух был липким и вязким, казалось, сквозь него тяжело даже идти, не то что дышать.

Минут через пятнадцать Вера уже раскаялась в том, что решила отправиться пешком, но делать было нечего. Кирилл спокойно вышагивал рядом, посматривая вокруг – без чрезмерного, однако, любопытства. Поначалу девушка честно пыталась выполнять обязанности экскурсовода, периодически делая отмашки: "Посмотри направо… А теперь налево…", но вскоре убедилась, что во-первых – по такой погоде даже языком лишний раз ворочать не хочется, а во-вторых – ее "турист" основные достопримечательности знал не хуже ее самой и, пожалуй, сам мог бы проводить здесь экскурсии.

Причина подобной осведомленности выяснилась быстро: практически все родственники Кирилла жили в Петербурге – Петербурге его времени, разумеется. По словам темполога, различались города весьма незначительно, а уж центры и вовсе были точно срисованы под копирку.

– У нас на Кутузовской набережной раньше стояло колесо обозрения, потом его убрали, чтобы вид не портило. А у вас?

– А у нас нет… – вяло ответила Вера.

– И Летний дворец Петра у нас подмыло еще полвека назад, – заметил Кирилл, когда они проходили мимо Летнего сада. – А памятник Суворову стоит в центре Марсова поля.

Девушка попыталась изобразить интерес, но ничего не вышло. Сил хватило только на кривую улыбку. Она в очередной раз приложила руку к быстро нагревающемуся темечку и тяжко вздохнула, досадуя, что не сообразила надеть одну из бабушкиных летних шляп. Ядвига Станиславовна была большой любительницей головных уборов, и раньше, и теперь все свою свободной время посвящая переделке и украшению купленных в магазине шляп.

– А мост как называется? – поинтересовался Кирилл, разглядывая морских коней на решетке ограды.

– Троицкий, а что?

– А у нас – Старший Крепостной, – весело пояснил тот и помахал кому-то внизу.

Проследив за его взглядом, Вера увидела медленно выползающий из-под моста туристический теплоходик. Немногочисленные разомлевшие от жары туристы, полулежащие на верхней палубе, даже не пошевелились. Только один, сидящий у самой кормы, вдруг обернулся и вскинул руку козырьком ко лбу.

Вера машинально повторила его жест. Внезапно во рту у нее пересохло, а голова закружилась так сильно, что потемнело в глазах.

– А Большая Нева у нас пошире, и Стрелка больше выдается, – словно издалека донесся до нее голос Кирилла. – Вера?… Вера, что с тобой?

Девушка разом обмякла, почти повиснув на встревоженном темпологе. Уже почти теряя сознание, она увидела, как человек на теплоходе встал на скамейку и, не отводя от нее взгляда, шагнул за борт.

И исчез.

Вера закатила глаза.

"Солнечный удар… – подумала она обреченно, слыша, как кровь стучит в ушах. – Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы это был солнечный удар".

Глядя в ее бледное лицо с катящимися по нему капельками пота, Кирилл не на шутку испугался.

– Вера, Вера, ты что? Очнись! – он растерянно оглянулся.

Взвизгнув покрышками, рядом в нарушение всех правил дорожного движения затормозил вишневый джип. Тонированное стекло мягко опустилось.

– Эй, парень, помощь нужна?

Кирилл напрягся. От помощи он сейчас бы не отказался, но ни так кстати появившийся джип, ни его владелец доверия почему-то не вызывали. Висящая кулем у него на руках Вера пошевелилась, повернула голову, с трудом разлепив сначала один, потом второй глаз.