Коломяжский ипподром - [58]

Другая необходимая вещь – это беспроволочный телеграф на военных аэропланах. Необходима быстрота, почти мгновенная подача сведений, нужных главнокомандующему. Когда летчики будут давать их при помощи телеграфа со всех мест боя, то получится, будто главнокомандующий видит бой собственными глазами и знает все, где что происходит».

Николай Евграфович, выводя эти строки, невольно вспомнил своего друга и недавнего сотоварища по воздушному путешествию к Северному полюсу Уэлмана. Этот неугомонный американец в 1911 году сделал очередную попытку пересечь Атлантику по воздуху – все на том же своем дирижабле «Америка». Сперва полет протекал удачно, но на третий день случилась авария. И если бы не беспроволочный телеграф, с помощью которого Уэлман успел передать в эфир сигнал бедствия, отважному воздухоплавателю не спастись бы в океанских волнах.

«Военные во Франции верят в великую пользу аэропланов на войне, – сообщал Попов в феврале 1911 года, – и назначили на октябрь и ноябрь состязания, в которых должны отличаться не летуны, а аэропланы. Поставлены новые требования, между прочим, полезный груз на аэроплане при непрерывном полете не менее трехсот километров должен быть не ниже трехсот килограммов. Иначе говоря, к военному аэроплану предъявляется справедливое требование, чтобы он мог поднять, кроме летуна, масла и бензина, еще значительный груз в виде наблюдателя с беспроволочным телеграфом, кинематографом или, может быть, с бомбами.

1 200 000 франков будут распределены министерством между строителями лучших аэропланов, которые победят на состязаниях».

Сумма наградных более чем внушительная. Французы и впрямь не жалели денег на совершенствование авиационной техники, видя в ней свою беспроигрышную ставку.

«Это оказало хорошее влияние, – удовлетворенно отмечал Попов в той же статье. – Аэропланы начали поднимать четыре, пять, шесть человек, и, наконец, был испробован новый аэроплан Блерио, который поднял восемь человек. Луи Блерио сказал, что он нисколько не сомневается в способности этого аэроплана легко поднять десять человек. Опыты будут скоро повторены.

В этом одноплане[11] сделано много правильных изменений».

Подробно описав и охарактеризовав изменения, Попов заметил: «Блерио шутит, что его аэроплан весит на лету более тонны и что вес воздушных кораблей также, как и водяных, будет отныне меряться тоннами, число коих начнет быстро расти».

Почему Николай Евграфович назвал это шуткой, сказать трудно: сам-то он прекрасно понимал, что это – точное предвидение общей тенденции, которую Блерио четко видел как изобретатель и как конструктор. Да и Попов не сомневался в том, что дальнейший рост грузоподъемности будет неизменно сопутствовать развитию авиации. Вот почему в те дни его особенно интересовал вопрос совершенствования конструкции самолетного винта, от которого многое зависело.

Попов был знаком с Хайремом Максимом – известным конструктором-оружейником, создавшим автоматическую пушку, станковый пулемет и автоматическую винтовку. Много занимался он и проблемами авиации. Однажды Максим дал русскому летуну интересные подсчеты разницы силы винта, установленного спереди и сзади. Попов упомянул об этих расчетах в беседе с Блерио. Тот сперва загорелся, но потом сказал, что если и есть разница, то она невелика и потому практически несущественна, так что при конструировании самолетов ее можно не принимать во внимание. (Напомним, что у «Райта», на котором летал Попов, было два винта сзади.)

«Если же и он, Блерио, – заключил Николай Евграфович, – пришел теперь к правильному убеждению, то это значительно усовершенствует постройку аэропланов». И изложил свою точку зрения на проблему большого винта, который позволил бы увеличить скорость аэропланов до 140-150 километров в час – со 105-110 километров, которой они достигли уже тогда, меньше года спустя после состязаний на Коломяжском ипподроме.

В каждой своей статье Попов поднимал какую-нибудь проблему, с гордостью рассказывал о все новых и новых достижениях французских летчиков. Николай Евграфович сдружился со многими из них, но особенно близко сошелся с морским офицером мичманом Конно – отважным и едва ли не лучшим французским пилотом тех дней, Это Конно выиграл трудную воздушную гонку Париж – Рим. Причем, появившись над «вечным городом», он облетел Ватикан, и даже сам папа римский благословил его из сада. Попов высоко ценил мнение Конно, его мастерство и во многих своих рассуждениях отталкивался от них, часто приводил в пример пилота, которого ставил в один ряд с Ефимовым.

Перелеты Париж – Мадрид, Париж – Рим, «Европейский круг» (Париж – Льеж – Утрехт – Брюссель – Лондон – Париж), победителем которого также стал Конно, Ницца – Корсика, Лондон – Париж...

События в авиационном мире, привлекавшие внимание общественности, следовали одно за другим. Были успехи, были неудачи. И жертвы тоже были.

«Падения, случающиеся вследствие недостатков постройки, учат ли они исправлению последних?» – задавался вопросом Попов в одной из корреспонденции.

«Военный французский летун поручик Людман, – писал Николай Евграфович, – недавно летел в Реймс, взяв пассажиром солдата-сапера Дельвиля. Летели они высоко. В аэроплане произошла поломка. Пришлось спускаться на землю быстро и неровно, но все-таки спуск длился больше минуты. Дельвиль быстро выхватил книжку и написал хорошо и толково о поломке аэроплана...