Колодец Времени - книга поэм - [55]

В нём страх был, бешенство и хмель,

И ночь, что вечно не сотрётся,

Уже прошедшая теперь.

Иван смотрел на ни них, не веря,

Что это воинство его;

Он с ними стал страншее зверя,

А быть хотел как божество.

"Скажи скорей, как было дело

И где сейчас мои полки, -

Иван запнулся, ныло тело, -

Ты только правду мне реки.

Вошли вы в город без приказа.

Барятинский, Скуратов где?

Чумная ходит здесь зараза

В еде, одежде и в воде.

Чума везде здесь может статься,

Одна молитва лишь чиста.

Вы все здесь можете остаться

В чумной могиле без креста!"

Царь наступал, все отступили,

Как будто чёлн разбил волну.

Бояре что-то забубнили,

Все враз нарушив тишину.

Царь их одернул жестом, ткнувши

Перстами Ловчикову в грудь,

Сказал: "Пусть Гришка скажет лучше.

Быстрей рассказывай мне суть!"

Григорий вытер рот рукою,

Снял шапку, в пальцах покрутил,

Взирая с дерзостью живою

Хрипато он заговорил:

"Давно уже остерегал я,

Что хитрый Вяземский решил

Владыку софьинского края

Предупредить. Предупредил!

Подлец Смоляй в дому Владыки

Захвачен нами и сказал,

Что он от Вяземского книги

И письма Пимену отдал.

И Пимен в граде затворился.

Когда отряд наш подошёл,

На клич никто не появился,

Грозили только бердышом.

Кричали из бойницы узкой:

"Ордынцы! Погань!" - будто мы

Не царской волей службы русской,

А басурмане из Орды.

Без лестниц, пушек и верёвок

В мороз стояли, ветер дул.

Предатель с помощью уловок

Ворота тихо отомкнул.

Вошли стрельцы рязанских сотен,

Засовы сбили, петли вон,

И наконец стал путь свободен,

Ворвались под набатный звон.

Град сильно не оборонялся.

Пошли рязанцы по дворам;

Народ по спискам выгонялся,

Ретивых били по домам.

Но часто был купцам надменным

Царево слово не указ.

За то расплата непременно

Над ним тут-же началась.

Где запирались, тын был крепок,

Тараном били ворота.

А коль по ним был выстрел меток,

Сжигали этот дом тогда.

За Варлаамом-на-Дворищах,

Кажись так церковь та реклась,

Опричник в чёрных тех жилищах

Убит был пулей прямо в глаз.

Туда владимирская сотня

Детей боярских подошла,

И ярость страшная Господня

И их, и тульцев там зажгла.

Во тьме рассыпались повсюду,

По всей торговой стороне,

Пылали страстью к самосуду -

Не удердать их было мне.

Там можно было оказаться

В замятне, но дошёл тут слух,

Что нужно быстро собираться

И бьют в тюрьме опричных слуг.

Служивших ранее в приказах,

В оковах держат при дворе

Владыки, наших дьяков разных

До гроба преданных тебе.

Бойцы с Пахры уже собрались

Туда идти и я хотел,

Но у Николы задержались,

А двор владыки уж горел.

Потом узнал я, что Скуратов

И Зайцев там, и шум большой -

Монастырёвы и Цыплятьев

Засели в доме за рекой.

Их семьи в церквах затворились

И грузят скарб, хотят бежать.

Мы очень сильно разьярились,

Стал Бекбулат их окружать"...

Плечём Григория задевши,

Иван, как тур, вперёд прошёл.

Каблук и посох в затвердевший

Вбивая наст, угрюм и зол.

"Все врешь!" - сказал Иван, и в небо

Лицо горящее поднял,

Нашёл там просинь для ответа,

Забыв про всё в неё сказал:

"Я знал, что быстро это время,

Мне ненавистное, придёт,

Когда ростки взойдут, а семя

Им жизнь дарящее умрёт.

Старик княь Вяземский мне душу

К борьбе призывом возмутил,

Но дело сам же и разрушил,

Мне всю опричнину сгубил.

Занёсся Вяемский высоко

И в нём измена, спесь и блажь.

К петле ведёт его дорога,

И ждёт в аду суровый страж.

Его не дам могиле тело,

И Сатанил найдёт раба.

Хоть горе страшное для дела

Лишиться главного столпа.

Господь, твои я вижу лики

Твой свет несётся на крылах.

Я вижу замысел великий,

Великий смысл в своих делах!"

Царь подошёл к упряжке санной,

Вдоль лошадиных тел побрёл.

По ремешкам, попоне тканной

Сухими пальцами повёл.

Остановился, пальцы в гриву

Блеснув перстнями запустил.

Стоял так долго, молчаливо

Как будто чудо упустил:

"Как жаль, что время безвозвратно, -

Он обернулся; ветер дул,

Спросил угрюмо, - где Скуратов?"

Ответил Тёмкин: "На мосту!"

Иван ткнул в Тёмкина: "Где хочешь

Возьми стрельцов, и в ворота

Расставь заслоны, чтоб до ночи

Народ не бегал никуда.

Нельзя чтоб ворог град покинул.

Ответишь жизнью мне, ступай! -

Добавил Тёмкину уж в спину,

- Опричных тоже не пускай!"

На Арцебашева рукою

Затем царь перстнем указал:

"Булат, ты со своими вои

Немедля чтоб детинец взял.

Места приходные, приказы,

Застенки, что бы не пропасть

Тетрадям, спискам и указам,

Чтобы не могли их жечь и красть.

А ты, мой вечно врущий Гришка,

С Грязным, Борисовым ступай

С конвоем, и вокруг людишек

От грабежей остерегай.

Что все награбили и взяли,

На берег нужно отвозить,

И там всё складывать, мы сами

Всё будем взятое делить!"

Войдя обратно в сани, грузно

В ковры остывшие садясь,

Сказал: "На мост!" - и глянул грустно

На прицепившуюся грязь.

Ивана поезд с пол дороги

Ведущей к Волхову, к мосту,

Свернул, конвой кричал немногим

Вовсю угрозы на скаку.

Промчались через перекрёсток,

Стрельцов с кулями разогнав,

Минули гать из свежих досок,

Щепу подковами содрав.

Минули Спаса-на-Каменьях,

Амбары, кузню, торг пустой,

Смиренно павших на колени,

И топоры над их главой.

И в переулке очень узком,

Забитом вдоль и поперёк

Совсем застряли; и не русский

Витал приятный тут дымок.

Грузили здесь товары в сани,

И караульный голова

Наумов стал кричать, буянить:

"Давай дорогу, борова!"

Тут Ярцев выглянул и вышел.

За ним на воздух вылез царь.