Колодец Времени - книга поэм - [53]

А ты, Басманов, говори.

Свой драгоценный опыт ратный

На наше дело примени.

Пускай поучатся баскаки,

Не всё им лавки то громить.

Ведь новгородец лют до драки,

И бой там сильный может быть.

Такой поход меня тревожит;

Теперь в опричнине не те,

Кто насмерть с честью биться может,

Сейчас отребье в слободе".

Готовый, что его, возможно,

Захочет Бельский перебить,

Басманов начал осторожно

И с явной грустью говорить:

"Мы собирали по крупицам

Людей, чтоб тысячу набрать

И мог я каждым поручиться,

Теперь у нас лишь мразь и тать.

Нужны опричным земли, деньги,

По кумовству собрались здесь, -

Он сел устало на ступеньки, -

Была нес тыща, стало - шесть!"

"Ты не в себе?" - опешил Бельский,

А Зайцев выкатил глаза.

Лицо Барятинского зверской

Личиной стало, он сказал:

"Поосторожней, воевода!

Ты всех нас хочешь оскорбить.

Ты лучше каверзы похода

Спеши скорее обсудить".

"Тут каждый знает, что я знаю;

Про грабежи стрельцов, разбой,

И про дворян напоминаю,

Лишь мы ворвёмся в град любой.

Резня, погром, грабеж случится.

Никто не любит северян.

Нам с немцем и ливонцем биться,

А им брать деньги с басурман.

Случится бой, шустры те тоже

Свои пожитки защищать,

Клинки вытаскивать из ножен,

И чернь по селам поднимать!"

"Боишься подлых новгородцев?" -

Спросил Иван держась за грудь.

"Они дают нам добровольцев,

Деньгу, мостят и чистят путь.

Коней содержат, крепостицы,

Блюдут наш Воинский наряд,

Все что в Ливонии годится,

И пушки каждый год дарят.

Другой в войне опоры нету,

Нам долго там ливонца бить.

Прошу прислушатся к совету;

Зачем свой тыл нам пустошить?"

"Ты старым стал, мой воевода, -

Царь задыхаться стал: - зараз

Во время нового похода

В тылу восстанут против нас.

И от Москвы отрежут войско,

Всё войско, что же тут играть?

Не видишь разве как все скользко,

На север нужно двигать рать?"

Взмолился тут старик Басманов:

"Я всех предателей с числом

Людей своих отборных малым

Тайком повяжем, приведём.

Клянусь чем хочешь, царь великий.

Прошу чтоб список ты мне дал!"

Все замолчали и на ликах

Огонь черты перебирал.

Иван, не вымолвив ни слова,

Упал, и пена изо рта.

Затрясся от озноба злого,

Как рыба выкатил глаза.

Его опричники схватили,

Повисли на руках, ногах.

Наверх на воздух потащили,

Дав закусить ремень в зубах.

Басманов Фёдор задержался,

С упреком глянул на отца.

Один над дьяком он остался

И плачет - нет на нем лица:

"Пускай пока живёт в столице,

И ждёт, как кончится поход,

Но если там всё подтвердится,

Его смерть лютая здесь ждёт.

Мы принародно вырвем мясо,

Живьём отварим в кипятке,

Чтоб отошла вся кожа сразу,

И он не умер налегке!"

Глава четвёртая

ПОХОД НА НОВГОРОД

На кочках сани колыхались;

Возничих посвист, гул копыт,

Скрип снега, еле пробивались

И сам не знал он - спит, не спит.

Как будто явью приоткрылась

Дорога пыльная во ржи,

В лазури радуга светилась,

Сновали ласточки, стрижи.

Цветущих яблонь полог белый,

Пух тополиный лип к губам

И жеребёнок неумелый

По материнским брёл следам.

Колеблясь в мареве над лесом

Висело Солнце - очи жгло,

Без звука, запаха и веса,

Размыто, будто сквозь стекло.

Святые сходят с лестниц неба,

Хватают под руки его,

Чертям кидают на потребу

И судят как лжебожество.

И меркнет мир, хлад леденящий

Хрустальным шаром жжёт в груди.

С небес звучит псалом разящий,

Везде стучится и гудит.

А под ногами спины, лица,

В глазницах тьма, раскрыты рты;

В обнимку жертвы и убийцы

В плену взаимной слепоты.

Нет мочи крикнуть и молиться,

Мольблой спасенье обрести.

Глаз не закрыть и не забыться,

И с места шагу не сойти...

Иван очнулся; жарко, липко.

Напротив Ярцев всё храпел,

Внутри саней светильник зыбко

Светил как будто оробел.

Иван доху соболью скинул,

Взял с полки Курбского письмо,

С оконца полог отодвинул

И снова стал читать его:

"Тут дело не в твоей угрозе;

Когда ты мирно управлял,

Ты, государь, в любом вопросе

Сполна ответы получал.

В кругу достойных, православных

Все говорили не таясь.

Ты слушал стратилатов славных -

Себя в них числю не стыдясь.

В тебе стратега уважают,

Ты как Великий Александр.

Тебя лишь только окружают

Исчадья адских саламандр.

Ты губишь Русь рукой слепою,

Ворами только окружён,

И к власти жадною толпою

Опричников заворожён.

Кровавых и прегнусных Бельских

И их подручных ты возвёл

С собой на царство, богомерзких,

Творя повсюду произвол.

Играешь судьбами людскими

И сам не знаешь, что творишь.

На век своё позоришь имя.

Мужей блистательных казнишь.

Всеродне бьешь младых и старых,

Больных, увечных, жён и слуг.

Русь как в батыевых татарах

Сегодня оказалась вдруг"...

Прочтя такой отрывок снова

Иван зубами заскрипел.

Опять ответ подыскивая слово

В оконце хмуро он глядел.

За полированным заморским

Стеклом и каплями росы,

Неспешно двигались повозки,

Несчетно сани и возы.

Они качались словно лодки

На набегающей волне.

Стрельцы дремали там в обмотке,

Тулупе или зипуне.

Кто в безрукавке кверху мехом

Поверх кафтана, при ножах,

Пищалях, саблях, с шуткой, смехом.

Искрилось солнце в бердышах.

Багряным заревом рассветным

Пылали рощи и холмы.

Уж близок город по приметам

Тропинки, тыны и дымы.

Тут смрадным воздухом тянуло.

В версте от тракта человек

Бежал крича, позёмка дула,

Вилась змеей вздымая снег.

К нему три всадника с задором

На вороных конях неслись.

Из глаз всё скрылось за забором -

Уже предместья начались.